Оглушённая перехлестнувшимися звуковыми ударами публика, словно напрочь погрузившись в дурман сна, вяло начала расползаться по хаотичным траекториям. Какие-то девицы истерично завизжали, о чём можно было догадаться по их перекошенным, перенапряженным и в миг потерявшим привлекательность лицам. Воплей их никто не слышал, как не слышал и продолжающую шпарить со сцены фонограмму. Дебют заезжей кабаре-труппы был напрочь сорван. Танцовщицы попадали на подмосток, словно обожравшиеся мухи в компот, ошарашено и безуспешно пытаясь вернуть себя в горизонталь. В иной ситуации все их потуги вызвали бы море аплодисментов, настолько революционно они смотрелись, с точки зрения эротического искусства Темискиры. Но сейчас их новаторство некому было оценить.
Ещё только начинался весь этот бедлам, Краснов засветил кромкой тарелки в лоб эмбэшнику, и тут же нырнул на пол. Там его и накрыло. Затычки оказались не панацеей от звукового удара, по телу словно ударил невидимый молот. Аж в глазах на мгновение потемнело и воздух из лёгких вышибло, да на секунду-другую мышцы ослабли. Ощущения ещё те, но всё же не сравнить с повальными контузиями публики и эмбэшников. Лихорадочно борясь с вялостью в теле, Краснов под столом ожидал нацеленных в его сторону выстрелов. Но какое там! Сотрудникам СМБ было не до этого. Они как при сильнейшем похмелье, стискивали головы, порываясь куда бежать, толком не соображая куда, к тому же почти потеряв возможность ориентироваться в пространстве. После звукового удара в глазах двоилось, троилось, четверилось… короче, нет смысла объяснять, все мы люди грешные…
Лёжа, Краснов проверил живучесть сокарского сикуриста, убивать которого совершенно не желал. К счастью, лоб эмбэшника, густо измазанный остатками фирменного блюда, оказался крепче тарелки с мизинец толщиной. Тогда Краснов вытащил затычки, вскочил, машинально зажимая нос рукавом, и едва не столкнулся с Оракулом.
– За мной! – крикнул тот и бросился куда-то в расползающееся дымовое облако.
Пока Краснов бежал за ним, успел проклясть всю нечистую силу и химиков всех времён и народов. Вонь начинала сводить с ума, от неё – даже не от дыма, слезились глаза и появился никогда не беспокоивший насморк.
– Ты что, Сашка, охренел?! – рявкнул он, когда Оракул остановился где-то под одной из лестниц, дыма здесь пока ещё почти не было. – Ты должен был обычные, НОРМАЛЬНЫЕ шашки подорвать! А это что за сортирные бомбы?!
– Привнесение элемента творчества… – Оракул развел руками, не скромно при этом улыбаясь и потряхивая головой. Не смотря на затычки, в ушах стоял звон. – Задымление с запахом бзда…
Следующие две минуты Краснов высказывал своё отношение к элементам творчества в цветастых фразах, усвоенных ещё в молодые годы службы в военном космофлоте, переработанных и расширенных личным опытом последующей жизни. Оракул слушал его заворожено, внимательно мотая на ус.
Краснов и Оракул ворвались в так кстати приоткрытые двери, сшибли по пути испугано-любопытных привратников минус первого этажа, отведённого в 'Кристальной слезе' под бордель, да устроили забег по толстым ковровым дорожкам вдоль проходов между анфилад номеров.
Грохот конечно же был слышен и здесь. Встревоженные клиенты и проститутки начали вываливать из дверей, наперебой интересуясь причинами страшного шума, на глазах рождая невероятные домыслы, начиная от падения метеорита, и заканчивая обстрелом Фалонта ютонской эскадрой. Что ж, Фалонт – город портовый, был в его истории и такой эпизод. Многие даже не озаботились прикрытием срама. Краснову особенно запомнился господин со взбудораженным взором да с печатью неизгладимой интеллигентности на челе, оживленно с кем-то спорящий, будучи в одних носках и по инерции, видимо, кочегарящий приведенное в боевое положение орудие. Да ещё девица с разрисованной кожей, прошмыгнувшая куда-то идиотически хихикая, привлекла внимание колыхающимися на бегу по концентрическим траекториям грудями.
Взрывы звуковых мин были слышны и на улице. Когда они грохнули, Гюнтер, крепенький на вид сорокалетий мужик, присел от неожиданности, а через секунду вскочил и понёсся прежним направлением мимо сарайчиков с припасёнными на зиму дровами, которые, как и в любом темискирском насёленном пункте, были обязательным атрибутами городских дворов. На раздавшийся где-то неподалёку выкрик он не обратил внимания. Верней обратил, но как-то опосредованно, отметив краем сознания, что кричали, кажется, на островном диалекте.
Несясь мимо сарайчиков, он вдруг был вырван грубой и неожиданной силой, зашвырнувшей его в проём между строений. Да так, что по инерции его припечатало о стену из грубых брёвен. Ещё толком не соображая, Гюнтер сунул руку в карман пальто, где находился заряженный и заранее снятый с предохранителя 'Ланцер-1'. Руку тут же кто-то пережал, а тело заломил в болевой захват. Следом перед ним возникло такое знакомое лицо. Гюнтер трепыхнулся, но безуспешно.
– Йенс, ты!
– Тсс! – Йенс приложил палец к губам и улыбнулся. – Отпусти его, Дмитрий.
Получив свободу, Гюнтер немного успокоился, но всё же начал озираться. А вокруг с разных сторон начали раздаваться крики. И не так чтобы издалека.
Повинуясь внутреннему чувству, Кочевник вжал кнопку в переговорнике. Сразу в двух кварталах по периметру сараев бахнули и зашипели дымовые, теперь уже действительно обычные шашки. Такие же заряды бахнули и у двух запасных выходов из 'Кристальной слезы'. Где-то в отдалении послышалась ругань.
– Велгонцы, – определил Йенс. – Эти твари тоже здесь.
Сплюнув, Кочевник, высунулся из проёма и выстрелил четыре раза поверх сараев, разбив при этом фонарь. Случайно разбив, всего лишь посмотрев перед выстрелом на него. В радиусе полусотни метров вокруг столба образовалась сплошная темень. А тут ещё и дымовые заряды…
Выстрелы и крики зазвучали со всех сторон. Забили с характерных стуком островные PF шестьдесят шестые, затараторили в ответ велгонские 'Берты' и 'Бормы', включились в концерт щёлкающе-шелестящие короткие очереди девятимиллиметрового PB31 – штатного пистолета-пулемёта военной полиции островитян.
– Обалдеть… – Кочевник посмотрел на не менее удивлённого Гюнтера. – По твою душу целых три конкурирующих фирмы.
– Как там Пётр Викторович и Александр? – спросил Йенс.
– Порядок! – Кочевник только что получил подтверждение от Еронцева, что они благополучно воспользовались задымлением у запасных выходов и всеобщей неразберихой. – Их теперь не достать.
– Теперь пора и нам, – резюмировал Йенс и, развернувшись, трусцой припустил по лабиринту между сараями.
Ночью в коварных шхерах залива, одному богу, наверное, известно как Йенс находил путь между уходящими под воду скалистыми островками. Видимость была ограниченной, света Ирисы – луны этого мира, едва хватало, чтобы рассмотреть очертания скал. Течения в шхерах порой попадались стремительные. Надо отдать должное гребцам, справно работавшим, повинуясь командам Йенса. Рыбацкое судёнышко, из-за штиля оставшееся без паруса, ловко проманеврировало меж скал и вышло в открытые воды залива.
Краснов не любил попадать в ситуации, когда от него ничего не зависит. Сейчас была именно такая ситуация. Что если появится, скажем, катер береговой охраны? Вокруг вода, бежать на гребном судне и думать нечего. Но пронесло, Йенс знал, что делает.
Судёнышко благополучно подошло к самой настоящей подводной лодке. Субмарина возвышалась над спокойной водой частью корпуса. На корме сиротливо торчал силуэт укрытой в водонепроницаемый чехол пушки. Судя по габаритам, калибр орудия был не менее трёхдюймового. И по конструкции лафета можно было судить о приличном угле вертикальной наводки. Градусов семьдесят пять, не меньше. Рубка субмарины не имела ни эмблем, ни номера, будто скрывалась её принадлежность к какому-нибудь из флотов. Вероятно, так и было. Пойди разбери, нормально ли в этом мире наличие у контрабандистов подводной лодки или это обычная, так сказать, уловка.