На улочках появилось несколько 'Магн' – двадцатипятимиллиметровых автоматических зениток, установленные на двуосные тележки. Появились они позади атакующих порядков штурмпехоты. Зенитки эти довольно ловко тащили расчёты из восьми человек. Очень даже ловко они орудовали, 'Магна'-то не меньше тонны весила. Вскоре каждая 'Магна' начала лупить по засечённым пулемётным гнёздам. Бронебойно-трассирующие снаряды и осколочно-зажигательные трассирующие гранаты прошивали русские позиции с жуткой эффективностью. Зенитчикам даже не надо было выцеливать и тратить время на пристрелку, при скорострельности в двести тридцать выстрелов в минуту, да корректируя огонь по собственным трассерам, они быстро оставили роту Масканина почти без пулемётов.
К позициям роты подкатил БТР, экипаж нарушил приказ Масканина – ждать. Свой единственный БТР поручик планировал задействовать для поддержки штурма деревни, но сейчас обрадовался словно ребёнок, когда позади послышался характерный для 'Громобоя' сиплый перестук коротких очередей. В шутку, наверное, пулемёт так назвали. Ничего громоподобного в выстрелах 14,5-мм 'Громобоя' не было. Вот КПВО, тот да, грохотал так, что находясь рядом чуть ли зубы не стучали.
Б20 открыл огонь сходу из своего единственного оружия. 'Громобой' пришёлся весьма кстати. Убийственные очереди живенько попрореживали атакующие порядки штурмпехоты. Но пулемёт вскоре замолчал.
По корпусу БТРа заколотили бронебойно-зажигательные снаряды зенитки. Лязг был такой, будто по пустой бочке очередь из полсотни камней прошлась. Пулемётчика убило сразу. БТР был безбашенный, с открытым десантным отделением. Защитные щитки 'Громобоя' не спасли егеря. Да и башня его бы тоже не спасла. Снаряды зенитки без особого труда вспороли десятимиллиметровую броню, прошили колеса, подожгли бензиновый двигатель. Старый Б20 задымил. Густой чад полез из всех щелей и триплексов водительского отделения, окутывая истерзанное, повисшее через борт тело пулемётчика.
Всего пару минут успели 'Магны' поработать, но практически полностью выбили пулемёты и оставили роту без БТРа. Масканин голос сорвал, требуя от миномётчиков и арткорректировщиков заткнуть эти адские машинки. Едва гарнитуру радиостанции не раздолбал, матеря буаровцев. Ротные миномёты дали прощальные залпы последними минами, накрыв половину зениток. Ещё одну заставил на время замолчать последний ПВС. Но лишь на время. Всё-таки бронещитки уберегли часть расчёта от разрывных 9-мм пуль. А потом довольно точно дали три очереди по семь снарядов гаубицы. Вот так вот, в дивизионе их всего семь и осталось после артиллерийской дуэли.
Волна штурмовиков, а по-другому их атаку и не назовёшь, сблизилась с окопами на тридцать-сорок метров. Уже можно было различить их физиономии, взбреди кому-то подобное в голову. Впрочем, все они казались на одно лицо, словно манекены из одной серии. Одинаково отрешённые, с общей на всех печатью угрюмости. Опять же, вздумай кто-то из егерей задаться вопросом: почему ни один из велгонцев даже не сбил дыхалку от рывков и пробежек с таким на себе весом, то не мало бы, наверное, удивился. Однако никто в окопах об этом не думал. Не до этого было.
Вместо раздумий егеря бросали гранаты. А штурмовики продолжали бежать, стреляя от бедра.
Масканин плавно нажал спуск. И конечно попал, куда и хотел – в шею. Велгонец как на преграду наткнулся, выронил автомат, осел на колени, вцепившись руками в простреленное горло, и упал мордой в грязь. Двумя точными выстрелами поручик поразил пулемётный расчет 'Вурда', залёгший за поваленной оградой дома. Проклятый 'Вурд', наконец-то, заткнулся, зря эти двое велгонцев позицию сменили. На старой их было не достать.
Больше стрелять по залёгшим вдали Масканин не мог, слишком близко подошли передовые велгонцы, приподдавшие в последнем рывке.
Красная пелена. Она застлала глаза Максиму, звуки потеряли чёткость, как если бы он головой в воду окунулся. В ушах зашумело. Дыхание помимо воли перешло в иной ритм, а окружающий мир погрузился в марево. Всё замедлилось в окружающем мире: и звуки, и движения. Даже воздух сгустился. Между тем, по телу разлилась необычайная лёгкость, от которой так и казалось, что вот-вот взлетишь.
Штурмпехотинцев он теперь воспринимал как несущиеся размеренной поступью смазанные фигуры. Все их движения были плавные, словно бы они сквозь воду продирались.
Первого врага поручик поймал на штык, угодив им прямиком в пах, нисколько не целясь. Руки сами направили штык в незащищённую бронником область. Мгновенно погибший велгонец пролетел по инерции над головой Масканина и ударился в заднюю стенку окопа. Быстро высвободить штык Максим не смог, поэтому выпустил из рук винтовку, дабы не терять драгоценные мгновенья. Как бывало не раз, в правую ладонь легла рукоять бебута, левая рука выхватила 'Сичкарь'.
Прыгнувшего сверху штурмовика, державшего карабин со штыком на манер копья, Масканин подсёк бебутом на лету, левой рукой отклонив нацеленную на него смерть, вгоняя при этом клинок, как и первому вражине, в незащищённый пах. Ещё не успев выдернуть бебут из мертвеца, поручик крутанулся солнышком через оседающее тело и выстрелил по кисти другому велгонцу, только-только появившемуся над бруствером. Пуля раздробила пальцы, выбив из ладони рукоятку 'Хоха'. Перехватить штурмовую винтовку велгонец не успел, следующая пуля вошла ему в челюсть.
…Сержант Никон Артемьевич полоснул бебутом велгонца по горлу и по касательной рассёк второму лицо. Очередь в спину бросила его к ногам умирающего врага. Автоматчика заколол измазанный грязью и чужой кровью егерь, вогнав штык подмышку. Картечь вспорола ему живот. Согнувшегося егеря забили сапогами и прикладами.
В передовых окопах началась рукопашная. Жуткая, неуправляемая, озверелая. Стрекотали короткими очередями 'Хохи', изредка рвались гранаты, громко хлопали выстрелы русских винтовок и велгонских карабинов. То там, то здесь перещёлкивали цевьём боевые гладкостволки – семизарядные велгонские ружья с картечными патронами. Кололи, рубили, резали вольногорские бебуты и сапёрные лопатки, сабли велгонских офицеров и кинжалы солдат, гранённые русские штыки и штык-ножи велгонцев. Били окованными сапогами, ботинками и прикладами.
…Тяжелая пуля выбила 'Хох' из рук велгонского сержанта, не задев пальцев. Велгонец выхватил из ножен саблю, успев обманным движением уйти от штыка егеря. Сержант зарубил вольногора одним ударом и начал уже разворачиваться, ища следующего врага. Но своего последнего врага он не заметил. Кто-то чудовищно сильный сошёлся с ним сзади, налетев на спину, мгновенно провёл руки подмышками и сцепил их замком ниже затылка. В ту же секунду чужая сила рванула его голову к груди. Хруст – и ослабевший сержант с поломанной шеей завалился наземь. Безоружный егерь подобрал саблю и бросился к ходу сообщения, где среди живых не осталось ни одного своего. Первым двум велгонцам он снёс головы…
…Фельдфебель Осадчий не дал автоматчику, в упор расстрелявшему двух егерей, сменить магазин. В два рывка он сблизился с велгонцем, на лету заехав сапогом в живот. Шею, отброшенного ударом штурмовика, распорол бебут. Сверху внезапно навалился новый велгонец, вогнавший кинжал под ключицу. Сцепившись, они завалились на дно окопа, всеми силами стремясь не дать противнику воспользоваться клинком. Осадчий оказался более вёрток, его бебут нашёл путь между пластин бронежилета. Штурмовик не сдавался, будто и не вскрыл его рёбра бебут. Он так и затих, до последнего стараясь заколоть врага. Слабея от потери крови, фельдфебель выбрался из-под застывшего тела. И заметил, как над бруствером появился автоматчик, уже наставлявший на него 'Хох'.