Из затруднительного молчания их вывел граф. Заметив, что молодые люди явно стесняются друг друга, он задорно пробасил:
– Варенька, краса моя ненаглядная, разве так развлекают своих спасителей? Я приказываю тебе подойти и поцеловать этого храброго красавца-офицера.
Девушка покраснела до корней волос, но ослушаться отца не посмела. Подойдя к Евгению, она приподнялась на цыпочках и чмокнула его в щеку. У поручика, не раз смотревшего в Памирах смерти в глаза и не боявшегося ни черта, ни дьявола, словно от прямого попадания горской пули все померкло в глазах, и ему показалось, что от внезапно нахлынувшего счастья у него закружилась голова. Еще до конца не осознавая своих нежных чувств к ней, Евгений в ответном душевном порыве с благоговением поцеловал Вареньке ее хрупкую, тоненькую ручку.
– Вот это по-нашему! – удовлетворенно промолвил граф. – Вероника Аркадьевна, душенька, приглашай нашего гостя к столу.
В столовую павой вплыла дородная хозяйка, графиня Вышегородская.
– Дай-ка, и я тебя, мой мальчик, поцелую, – подойдя к Евгению, сказала графиня и по-матерински поцеловала его в лоб. – Садись, не побрезгуй откушать с нами чем Бог послал, – пригласила она гостя к столу, указав место рядом с Варенькой.
Евгений был словно в тумане, чувствуя близкое присутствие с первого взгляда явно полюбившейся ему девушки, не смея поднять на нее глаза. Он невпопад отвечал на вопросы радушных хозяев, то и дело ронял то вилку, то нож. Проворные лакеи тут же меняли прибор, и все делали вид, что ничего необычного за столом не происходило.
После обеда граф пригласил гостя выпить по бокалу коньяку. И если бы он не напомнил Евгению о деле, с которым тот приехал к нему, то Баташов так и уехал бы домой, не заверив купчую.
Всю дорогу, пока двуколка, громыхая на ухабах, катила в имение, Евгений не переставал думать о Вареньке и с нетерпением ждал следующей встречи с ней.
Евгений впервые принимал участие в торжественном выезде на псовую охоту и потому с удивлением и интересом наблюдал за живописной картиной, раскинувшейся перед ним. Все графские люди были облачены в форменную одежду, состоящую из разноцветных кафтанов и шаровар, добротных яловых сапог, суконных серых плащей и фуражек военного образца. Каждый имел охотничий нож для приемки волка от собак и арапник, борзятники – ременные своры и небольшие рожки для подачи сигналов, выжлятники – смычки и позывистые рога.
Во дворе усадьбы сначала выстроилась стая багряных гончих с доезжачими и выжлятниками, имея по обе стороны конных борзятников в ярких кафтанах, с борзыми темных окрасов на своре, потом свое место заняли стая пегих гончих и борзятники в темных кафтанах с 18‐ю сворами борзых пегих и светлых окрасов. Впереди стояли, с трудом сдерживая своих коней, верховые – доезжачий и выжлятники со стаей гончих. За ними выстроились в линию борзятники, держа лошадей в поводу и собак на своре. Справа от линии борзятников располагался спешившийся заездной, а слева – ловчий. Вся эта явно будоражащая кровь каждого истинного охотника пестрая картина, освещенная лучами восходящего солнца на фоне окруженного парком графского поместья, дышала какой-то необычайной силой и прелестью, понятной лишь немногим.
Евгений стоял, любуясь по-военному четким и ладным построением, с удовольствием слышал радостный, в предчувствии предстоящей охоты, разноголосый лай собак, и фантазия уносила его все дальше и дальше, в осенние поля и леса, где вскоре на все лады зарычит и залает эта стая и вихрем понесутся за дичью лихие своры. Он уже видел себя на коне впереди стаи гончих, преследующих матерого волка, ловил на себе его свирепые погляды, а когда в дело включатся борзые, готовые вот-вот разорвать серого, он прямо с коня кинется на зверя, в одно мгновение его скрутив. Больше всего в этот момент Евгений хотел, чтобы рядом оказалась сразившая его самого в самое сердце Варенька. Ведь это из-за нее в ночь перед охотой он так и не сомкнул глаз…