Сквозь их опустошённые мысли долетали невнятные звуки. Энки неосознанно проследил их взглядом. Звуки, похожие на всхлипывание, вели в смежную с этим помещением комнату, где находились личные покои первого секретаря Канцлера. Потянув за собой уже не упирающегося командира, Энки без стука приоткрыл дверь.
Сутулый секретарь, поникший и ещё больше постаревший в этот момент, тихо всхлипывал, протирая дрожащей рукой глаза. Его левая рука от кисти до локтя покоилась в наложенном восстанавливающем приборе, заживляющем несложные переломы, вывихи или растяжения. Больше повреждений, по крайней мере, видимых, наёмники не заметили.
— Дидук, — тихо позвал того Энки.
Секретарь быстро поднял глаза, полные печали, затмевающей радость от встречи с его любимчиками.
— Мальчики мои, — отчего-то извиняющимся тоном произнёс он, — такое горе…
Приподнявшись на цыпочки, он ненадолго обнял обоих.
— Что произошло? — усаживая обратно старика, спросил Энлиль.
— Ничего мне они не говорят, — раздосадовано начал Дидук. — Я пришёл к твоему дяде утром. Он не спал всю ночь, но вы же знаете его, как всегда, чем-то обеспокоен, занят.
Секретарь тяжело перевёл дыхание, продолжая:
— Побыл у него недолго, а потом собрался вас встречать. Вышел от него, а он через час как давай меня звать. Я дверь приоткрыл только, и тут всё и случилось.
— Меня отшвырнуло, задело вот, — Дидук поднял закрытую в приборе руку, подтверждая свои слова. — А Канцлер, он-то внутри остался…
— Такое горе, — снова всхлипывая, запричитал он. — Выжил хоть…
— Стой! — и жестом, и выкриком перебил старика Энлиль. — Так Канцлер выжил?
Секретарь испуганно посмотрел на предводителя наёмников.
— Мне важный такой тип из медперсонала нашего сам сказал, что жить будет. Удивлялся ещё так, что не умер. А что? Соврал? — Энлиль и Энки поспешно замотали головами, отрицая сомнения старика.
— Слава небесам! — почти набожно выдохнул из себя Дидук. — Я-то, когда его увидел, сразу понял, что умрёт: обе ноги, рука оторваны, голова — месиво, а внутри, наверное, и того хуже.
Секретарь не видел, как эти его слова больно били Энлиля, представляющего дядю в таком виде. Дидук, не поднимая глаз, старался выговориться.
— Растерялся я совсем, — оправдываясь, тараторил он. — Прибежал к его кабинету и застыл как истукан, не могу шага сделать. А там внутри пыльно и темно как ночью… Я стоял так, не знаю сколько, не долго, наверное. Заметил, как передо мной кто-то шмыгнул вовнутрь, вот тогда и очнулся, сам следом пошёл.
— А там ногу сломать можно, всё побито, ничего не видать, — не делая паузы, продолжал Дидук. — Я сначала вошедшего увидел, а потом уже дядю твоего. Она над ним постояла, недолго, а потом убежала.
— Кто — она? — перебил его Энки.
Дидук ворчливо отмахнулся.
— Что, мне их всех знать? — справедливо возмутился он. — Высокая. Лица не разглядел, в длинной мантии, кажется, была, в капюшоне.
Помолчав, негодуя, секретарь силился вспомнить, на чём его прервали, недовольно косясь на Энки.
— Так я к нему подошёл, — после заминки продолжил он. — Наклонился. Думал, мёртв, а он хрипит. Я и остался с ним, пока помощь не подоспела.
Старик замолчал, не решаясь говорить дальше. Оба наёмника нетерпеливо ждали, зная, что Дидука лучше не торопить.
— Ещё кое-что было, — неуверенно начал он. — Не знаю, может и показалось мне…
— Не страшно. Говори! — подбодрил его Энлиль.
— Я, как дверь открыл, успел перед взрывом мельком увидеть твоего дядю. Может, показалось, — повторился старик, — но глаза у него странные какие-то были, как в крови, красные.
— Не думай об этом, — успокаивая, обратился к нему Энки, задумчиво переглянувшись с Энлилем. — Отдыхай.
Пробыв с ним около часа, наёмники тихо покинули сенат. Выходя из здания через западные ворота, где прохожих было куда меньше, Энки заметил нерешительность командира. Тот то и дело замедлял ход. Догадавшись, о чём он думает, второй предводитель наёмников бросил на ходу:
— Мы не можем к нему пойти.
Энки говорил спокойно:
— Одно дело — раненый военный, другое — Канцлер Республики. Нас задержат ещё на подходе к его корпусу, а как узнают, что наши пропуска липовые, то сам понимаешь, что потом ждёт.