Особенно строгие экзамены были по русскому языку, где требовалось основательное знание правописания, и затем по математике, где два старичка-профессора Цингер и Шарнгорст резали без сожаления.
Сделавшись слушателями Академии Генерального штаба, мы скоро познакомились друг с другом и, разделенные на группы для тактических задач – а это был главный предмет нашего обучения, – приступили к слушанию лекций.
Вскоре обнаружилось, что большинство профессоров читают лекции наизусть по написанным ими учебникам. Поэтому многие из нас не считали интересным посещение лекций и, хотя это было обязательно, проводили время дома, а товарищи за них расписывались в особой книге. Изредка курсовой офицер проводил проверку, и тех, кто не оказывался налицо, отправляли на гауптвахту. Сутки пришлось отсидеть там и мне.
Практические занятия по тактике являлись делом серьезным, и не приходить на них не рекомендовалось.
Курс младшего класса состоял, главным образом, из истории военного искусства, тактики, геодезии, русского языка, администрации, статистики и артиллерии.
Главными предметами считались тактика и история военного искусства. Нужно было проштудировать около десяти объемистых томов этой науки. Курс античной истории читал полковник Баскаков, военную историю Средних веков – генерал Гейсман по прозвищу Гершка.
Появление на кафедре полковника Баскакова производило настоящую сенсацию. По происхождению донской казак, старовер, очень богатый по браку с дочерью известного в России предпринимателя, мукомола Парамонова, Баскаков, одетый с иголочки, в черном сюртуке, всегда новых аксельбантах, с громадным серебряным темляком на шашке, безукоризненных белых перчатках, смуглый, с бородкой клином, медленно входил, поднимался на кафедру и сразу, не кланяясь, начинал лекцию. Речь его тянулась плавно, без единой запинки, без заглядывания в конспект; он ходил из угла в угол и в течение часа не останавливаясь говорил.
Великие полководцы древности: Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь – в его изображении являлись действительно непревзойденными мастерами военного искусства. До сих пор помню, как он, описывая разгром персидского царя Дария Александром Македонским, важно изрекал:
– В это время Александр Македонский обрушился на его правый фланг.
Если впоследствии экзаменующемуся офицеру выпадал билет про походы этого полководца, то Баскаков, прерывая отвечающего, неизменно задавал вопрос:
– А чем важен был успех Александра Македонского в сражении при Арабеллах и Гавгамеллах?
– Он важен для характеристики эпохи, господин полковник.
Всякий другой ответ влек за собой неудовлетворительный балл, как бы хорошо ни отвечал на билет бедный офицер.
Из старшего курса в младший передавались специально составленные конспекты, где у каждого профессора были его любимые «рыбьи слова»; вопросы и ответы, которые нужно было вызубривать не менее, чем сами войны[14].
У другого профессора, генерала Золотарева, в программе старшего курса следовало, например, на вопрос: «Что такое Минск?» – отвечать четырьмя словами, не больше: «Тыловой узел Северо-Западного театра», и успех был обеспечен, хотя перед этим экзаменующийся ковылял…
На старшем курсе войны Наполеона, кроме похода на Россию в 1812 году, излагал угрюмый, но очень благожелательный профессор Колюбакин, впоследствии вывезенный при большевиках с некоторыми профессорами в Сибирь в товарном вагоне. Говорили, что вагон этот остался забытым на какой-то станции, и все профессора, в том числе и старик Колюбакин, замерзли[15].
Для Колюбакина Наполеон являлся величайшим полководцем всех времен и народов. А его операцию под Бауценом он почитал шедевром военного искусства. Если офицер знал твердо про Бауцен, то он, безусловно, мог рассчитывать на высший балл.
Когда при переходе на дополнительный курс я вытащил билет «Действия немецкой конницы под Марс-Латуром в 1870 году», то почувствовал свою гибель.
Франко-прусскую войну 1870 года читал полковник Данилов, называвшийся Данилов-Рыжий, в отличие от Данилова-Черного, впоследствии, во время Великой войны[16], состоявшего в Ставке при великом князя Николае Николаевиче на должности генерал-квартирмейстера.
14
Пересмотр всей системы подготовки наших вооруженных сил после Японской войны привел к изменениям программ академии: центр тяжести был перенесен на практические и полевые задачи; «рыбьи слова» исчезли.
15
До автора, находившегося в эмиграции, сведения о судьбе профессора Колюбакина дошли в несколько искаженном виде. Борис Михайлович Колюбакин, генерал-лейтенант, военный историк, в 1918 г. примкнул к Белому движению. Вместе с преподавательским составом Николаевской академии он эвакуировался в Казань, а затем в Екатеринбург, где в январе 1919 г. приказом адмирала Колчака был назначен исполняющим обязанности начальника академии. Летом 1919 г. судьба занесла его в Челябинск, где генерал Колюбакин стал преподавателем Кавалерийской школы, а в 1921 г. во Владивостоке он начал преподавать историю в Дальневосточном университете. Когда в 1922 г. Белая повстанческая армия оставила Приморье, Колюбакин решил остаться во Владивостоке и в декабре 1922 г. был арестован большевиками как контрреволюционер и колчаковец. Скончался генерал Колюбакин в 1924 г. в Красноярской тюрьме.