Завтрак, обед или ужин проходили весело, пока мой почтенный родственник не доходил до третьей бутылки «Клико». Тогда он ни на кого уже больше не обращал внимания и начинал беседу с татарином-лакеем на его родном языке. Уроженец и помещик Уфимской губернии, он отлично говорил по-татарски, и татары – а они-то и служили во всех лучших ресторанах Петербурга лакеями – питали самую горячую симпатию к земляку.
Когда обстановка позволяла, и особенно – в отдельных кабинетах Крестовского сада или «Аквариума», мой Николай Иванович, наговорившись с лакеями, затягивал свои уфимские песни. Пел он их соло, иногда хором с приятелями, за которых, кстати сказать, неизменно платил. Вокальная программа всегда начиналась заунывной песнью:
Окончание мною Академии Генерального штаба по первому разряду было ознаменовано грандиозным кутежом в «Аквариуме», куда мой дядюшка просил позвать десяток моих ближайших товарищей по выпуску. Само собой разумеется, что по счету платил он. В отдельном кабинете шампанское лилось рекой, приглашенные певички-француженки канканировали; хоры, русский и цыганский, сменяли друг друга, метрдотель Заплаткин, которого Николай Иванович за глаза называл «светлая личность», разрывался на части, стараясь как можно лучше нам услужить.
В числе приглашенных находился мой коллега по выпуску Иван Павлович Романовский, впоследствии начальник штаба Деникина в Гражданской войне, убитый в 1920 году в Константинополе в русском посольстве неизвестным офицером[19].
Причисление к Генеральному штабу
Вот и закончилось почти трехлетнее обучение военным наукам, и началась служба причисленного к Генеральному штабу молодого офицера.
Все мы при окончании получили следующий чин и по существующему закону направились сперва на лагерные сборы в округа по своему выбору, дабы с осени начать прохождение стажа командования ротой. Офицеры кавалерии и конной артиллерии прикомандировывались к кавалерийским полкам, где им давали эскадрон.
Получив образование в пехотном училище, прослужив четыре года в артиллерии, я захотел пройти сборы в рядах регулярной конницы.
Блестящие юнкера Николаевского училища – «моншеры», затем элегантные кавалерийские офицеры, адъютанты туркестанского генерал-губернатора, – были всегда предметом моей зависти. Теперь, явившись в штаб Виленского округа и пробыв две недели в лагерях в литовских болотах, я просил о назначении меня в отдельную кавалерийскую бригаду в Борисов.
Разрешение было дано, и в конце июня 1903 года я явился к командующему бригадой генерал-майору Ренненкампфу.
На всякого, кто видел Ренненкампфа в первый раз, он производил потрясающее впечатление. Выше среднего роста, атлетического сложения, с большими серыми глазами, звучным голосом, покрывавшим на учениях звуки труб и конский топот, с двумя Георгиевскими крестами, только что полученными за китайский поход, Павел Карлович Ренненкампф являл собой совершенно законченный тип прирожденного военного.
Отлично образованный, числившийся по Генеральному штабу, порой остроумный, необыкновенно жизнерадостный и почти всегда веселый, он поражал своей простотой в отношениях с подчиненными, особенно с молодыми офицерами.
За всю свою долгую службу я не знал ни одного человека, который бы так любил военное дело. Чрезвычайно требовательный по службе, и это особенно чувствовалось старшими начальниками, Ренненкампф являлся непревзойденным учителем для солдат и офицеров.
Но, как и у всякого, у него, конечно, были свои недостатки.
Например, он не отличался справедливостью и беспристрастностью и выискивал всякие способы, чтобы извести подчиненного, который ему почему-либо не нравился. Любимчиков, часто малоспособных, он, наоборот, выдвигал.
Из двух командиров полков один, полковник Мезенцев, командир Иркутского полка, милейший старик, пользовался полнейшей симпатией начальника, хотя службой себя не утруждал.
Второй, Трамбицкий, Тромбон, как его за глаза называли, молодой, прошедший два курса академии, отлично ведший свой Архангелогородский драгунский полк, был самый несчастный человек. Ренненкампф систематически отравлял ему существование. Дня не проходило, чтобы в приказе по бригаде не было какого-либо язвительного замечания по адресу Тромбона. В конце концов бедный Трамбицкий не выдержал и ушел, получив другой полк.
19
Генерал-лейтенант И.П. Романовский, один из организаторов Добровольческой армии, заместитель Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Юга России и начальник его штаба, был убит бывшим сотрудником контрразведки деникинской армии поручиком М.А. Харузиным, безосновательно подозревавшим Романовского в работе на большевиков.