— Да уж… — задумчиво произношу я. — Но раз уж все так трудно, почему вы просто не отказались от помощи отца? Тогда бы проблем вообще не было.
— Ну-у-у… — Элла поджимает губы и отводит взгляд, щурясь от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь щели в зеленых арках.
Вижу, что сестра не очень хочет говорить, но не собираюсь настаивать. Элла точно знает, что я не стану осуждать ее, что бы там ни было. И она сама должна решить, чем хочет со мной делиться, а чем нет.
— У Дема сейчас небольшие финансовые трудности, — все-таки решается Ариэлла. — Он пытался год назад открыть свой отель, тоже здесь на побережье, но сезон себя не оправдал. Остались долги и все такое. Он сделал это для меня, Рори. Потому что знает, я хотела красивую свадьбу. Такую, которую невозможно забыть.
На языке вертится фраза о том, что они могли бы просто не торопиться. Разобраться с проблемами и долгами, накопить денег, а потом… Отправиться в дом престарелых, наверное. Тот самый момент не наступает никогда. Такой, чтобы и погода хорошая, и толстый пресс лишних купюр в кармане. В ожидании подходящего времени или идеальной второй половинки можно пропустить всю жизнь мимо себя. И вот это уже по-настоящему печально.
В любом случае, сейчас это не мое дело. Свадьба их и все решения на этот счет должны принимать только Демид и Ариэлла. Ну, и Дмитрий Даниилович. Куда уж без него?
— Так что произошло между братьями? — возвращаю разговор в интересующее меня больше всего русло. — По рассказу их отца я поняла, что ссора довольно затяжная.
— Все, что я знаю, они не общаются уже лет восемь, после того, как их мама… умерла. Демид практически не говорит о брате. А если и говорит, то называет его похожим на него чужим человеком, и еще парочкой не самых лестных слов.
Ну, хорошо. Они в ссоре. Возможно, в очень жесткой ссоре, но что мешает им просто игнорировать друг друга? К тридцати годам уже можно было научиться контролировать эмоции.
— Блин… Взрослые мужики, а ведут себя… — качаю головой я, немного раздражаясь из-за сложившейся ситуации.
— И не говори! — подхватывает Элла. — Как дети, ей богу.
— Может, их в угол поставить или на горох?
— Думаешь, Дмитрий Даниилович не пробовал? — усмехается сестра, немного повеселев.
— У меня самой от этого дядьки мороз по коже. Думаю, парни не только в углу стояли, но и от ремня бегали. Вообще, его можно даже понять. Он хочет, чтобы его сыновья были в нормальных отношениях. Все родители этого хотят.
— Хорошо, что мы с тобой никогда не ссорились, — говорит Элла и выпячивает нижнюю губу, строя милую мордочку.
Протягиваю к ней руки и прижимаю к груди, обнимая. Конечно, мы ссорились, даже дрались. Помню, как выдрала Элке клок волос в порыве злости за сломанную куклу, а она в отместку вылила стакан жирного утиного бульона, который мама приготовила для борща, прямо мне на голову, пока я спала. Всякое бывало, но мы всегда мирились. У нас просто в голове не укладывалось, как можно злиться друг на друга дольше, чем пару дней. А тут… Восемь лет…
— Ладно, — с облегчением выдыхает Элла. — Ты права. Они большие мальчики, сами должны разобраться. Я просто надеюсь, что Давид не станет специально усугублять ситуацию, а Демид будет слишком занят мной, вместо того, чтобы воевать с братом.
— М-м-м… — тяну я, желая кое о чем признаться, но не понимаю, стоит ли.
Возможно, именно это уравновесит нервную систему сестры. Если оба брата будут заняты, чем-то поприятнее войны, то это может спасти свадьбу. Если, конечно, Демид и Давид перестанут вести себя, как дети.
— А если Давид будет занят мной? — опасливо спрашиваю я и резко замолкаю, ожидая реакцию сестры.
Ариэлла медленно выбирается из моих объятий и отклоняется назад, глядя мне в глаза с легким прищуром. Не выдерживаю и опускаю голову, кусая нижнюю губу. Кажется, зря я это сказала.
— Это был Давид? — спрашивает Элка, задыхаясь, то ли от восхищения, то ли от ужаса.
— Угу, — не совсем уверенно сознаюсь я.
— Серьезно? Рори! Давид? Давид?! — кипишует она, размахивая руками. — Обалдеть! Давид?!
— Эл, а можешь как-то конкретизировать свои эмоции. Я не понимаю, ты просто удивляешься или хочешь меня прибить?
Сестра закрывает губы ладонью, продолжая таращиться на меня и бормотать что-то нечленораздельное. Слух улавливает отдельные слова не очень приличного характера, и я все сильнее начинаю жалеть, что призналась. Но если бы я промолчала, и это вылезло в самый неподходящий момент, то стало бы только хуже. Морально готовлюсь еще к одному неприятному разговору, но Элка вдруг начинает дико хохотать, мотыляя головой.