Сандра Браун
На закате
Дорогие читатели!
Несколько лет назад началась новая страница в моей писательской биографии – был опубликован роман «Небесное томление». До этого я создавала произведения того же жанра под разными псевдонимами. Желая удовлетворить читательский интерес к моему раннему творчеству, издательство «Уорнер букс» решило выпустить эти книги повторно.
Я убеждена, что в романе «На закате» захватывающая любовная история строго следует законам жанра. Здесь есть главное, что отличает любовный роман, – возвышенные чувства и счастливый конец.
Благодаря вам, мои дорогие, эти произведения снова увидели свет. А теперь наслаждайтесь!..
Глава 1
«Господи, за что такие муки?» – с тоской подумала молодая женщина.
У нее снова начались схватки, и она, судорожно обхватив руками огромный живот и дыша тяжело, как раненый зверь, подтянула к животу колени. Когда боль отступила, женщина постаралась собраться с силами для нового приступа, который, как она знала, наступит через несколько минут. А как же иначе, ведь она не умрет раньше, чем родится ребенок.
Она дрожала всем телом. Холодный дождь впивался в нее тонкими иголками, пропитывал изодранные лохмотья и белье. Мокрые тряпки, окутавшие несчастную как саван, и непрерывная боль не давали ей ни шевельнуться, ни приподняться с земли. Женщина продрогла до костей, однако лицо ее заливал пот, неизменный спутник долгих родовых мук.
Это началось вчера вечером, на закате. Всю ночь боли терзали поясницу, потом переместились на живот, а теперь скрутили ее всю – до кончиков пальцев. Хотя небо было сплошь затянуто облаками, женщина догадывалась, что уже перевалило за полдень.
Стиснув зубы, она смотрела на раскидистые ветви деревьев, на свинцовые тучи, равнодушно проплывавшие над ней. Какое им дело до того, что одинокая юная мученица лежит посреди необъятных просторов Теннесси и вскоре даст жизнь существу, о котором старается не думать?
Уткнувшись лицом в пожухшие мокрые листья, она заплакала. Дитя, зачатое в позоре, выбрало самый ужасный момент для появления на свет.
– Боже всемогущий, пошли мне смерть! – простонала она, когда новая волна нестерпимой боли захлестнула ее, прокатившись по всему телу.
Вчера вечером она шла, превозмогая боль, но когда вода хлынула из нее, опустилась на землю. Женщина боялась останавливаться, поскольку каждый шаг удалял ее от мертвеца. Оставалось лишь надеяться, что тело разложится раньше, чем его обнаружат.
Наверняка Бог послал ей эти муки в наказание – ведь она радовалась смерти одного из его созданий, а теперь не хочет дать жизнь тому, кого девять месяцев носила во чреве. Женщина просила Бога, чтобы он послал ей смерть прежде, чем родится ребенок, хотя и знала, что это грех.
Она приподнялась, когда новые ужасные схватки вновь скрутили ее. Прошлой ночью, когда отошли воды, женщина стянула свои промокшие панталоны. Теперь, подняв их, обтерла лицо, залитое дождем и потом. Дрожа от боли и страха, она чувствовала приближение решающего момента. Подтянув кверху рваную юбку, она осторожно провела рукой между ног, и ее пальцы нащупали что-то круглое. Женщина поняла, что это головка малыша, и отдернула руку, вымазанную кровью и слизью. Теперь она кричала не своим голосом, силясь вытолкнуть из себя то, что укрывалось в ней целых девять месяцев.
Опершись на локти, женщина раздвинула ноги и напряглась. Кровь стучала у нее в висках, зубы были судорожно сжаты. Воспользовавшись короткой передышкой, она перевела дыхание. Боль накатила опять, потом еще и еще.
Женщина закричала, вкладывая остатки сил в эту последнюю потугу, и вдруг почувствовала, что свободна.
В полном изнеможении, тяжело дыша, она откинулась назад. Дождь, заливавший ее, приносил теперь облегчение измученному телу. В безмолвном лесу слышались лишь ее прерывистое дыхание и шум ливня. И вдруг женщина осознала, почему тишина кажется ей такой странной – ребенок молчал.
Забыв о своих недавних молитвах, она села и со страхом подняла юбку. Неистовый стон, полный горя и муки, огласил окрестности. У себя между ног женщина увидела мертвый комочек плоти, так и не успевший вкусить жизни. Пуповина туго обвилась вокруг горла ребенка, задушив его. Женщину вдруг обуял суеверный ужас. А что, если малыш предпочел умереть, инстинктивно почувствовав, что его будет презирать весь мир, даже собственная мать?..
– По крайней мере тебе не придется страдать, моя крошка, – прошептала она. Упав на мшистое ложе и уставившись невидящим взглядом в плачущее небо, несчастная подумала, что у нее, вероятно, лихорадка и бред, иначе не появилась бы нелепая мысль о самоубийстве младенца. И все же мысль о том, что нежеланное дитя и само не стремилось в этот мир, доставляла облегчение.
Она хотела поблагодарить Бога за избавление от мук, но была слишком слаба. Господь все поймет и не осудит. В конце концов это он ниспослал ей такие страдания. Разве теперь она не имеет права отдохнуть?
Закрыв глаза и подставив лицо благодатному дождю, женщина испытала такое умиротворение, какого не знала никогда. Теперь можно и умереть.
– Как думаешь, она померла? – спросил хрипловатый мальчишеский голоc.
– Не знаю, – отозвался второй, чуть постарше. – Ткни ее, и поймешь.
– Сам тыкай.
Прислонив ружье к дереву дулом вверх – так учил отец, – старший из мальчиков опустился на колени рядом с распростертой на земле женщиной и неуверенно протянул к ней руку.
– Ага, боишься? – злорадно поинтересовался младший.
– А вот и нет, – возразил второй, поднося указательный палец к губам женщины. – Дышит, – с облегчением сообщил он. – Значит, живая.
– Как по-твоему, Бубба… О черт, у нее под платьем кровь!
Бубба в испуге отскочил. Его братишка Люк прав – под рваной юбкой, едва прикрывавшей колени женщины, виднелась лужица крови. Чулок на ней не было, кожаные ботинки потрескались, а шнурки состояли из сплошных узлов.
– Наверное, она ранена. Нам надо бы…
– Заткни свой поганый рот, – прервал его старший. – Сам знаю, что надо.
– Я пожалуюсь Ма, что ты ругаешься!
– А я скажу, что ты написал в кувшин, из которого умывается старуха Уоткинс, – хотел отомстить ей за то, что она тебя выбранила.
Люк пристыженно замолчал, а Бубба снова повернулся к женщине и осторожно приподнял подол изношенного коричневого платья.
– Черт! – Он с криком отскочил, выпустив из рук ткань. Бедра незнакомки оголились, и мальчики в ужасе уставились на мертвое дитя. Люк судорожно сглотнул.
– Блевать собираешься? – деловито осведомился старший.
– Да нет… вроде, – еле слышно отозвался Люк.
– Беги за матерью. И отца приведи. Надо отнести женщину в фургон. Найдешь дорогу?
– Спрашиваешь!
– Тогда двигай, а то как бы она и в самом деле не померла.
Склонив голову, Люк внимательно оглядел незнакомку.
– А она миленькая. Небось хочешь опять потрогать ее, пока меня не будет?
– Мотай отсюда! – Бубба угрожающе подступил к брату.
Отбежав на безопасное расстояние, Люк пригрозил:
– Все маме расскажу!
Бубба запустил в ябедника шишкой, но промахнулся. Вскоре Люк скрылся из виду. Старший Лэнгстон склонился над несчастной, аккуратно прикрыл мертвого младенца, а потом, утирая пот со лба, прошептал:
– Леди! Леди, слышите меня?
Замирая от страха, он потряс незнакомку за плечо. Та застонала, и голова ее дернулась.
Никогда еще Бубба не видел таких волос – мокрых от дождя, с запутавшимися в них веточками и листьями, но все равно прекрасных – густых, шелковистых, кудрявых. А цвет! То ли рыжий, то ли каштановый.
Мальчик снял с плеча флягу и поднес ее ко рту женщины.
– Хотите пить?
Он наклонил флягу. Немного жидкости пролилось на бледные губы незнакомки, и она тут же жадно облизнула их.
Она открыла глаза. Перед ее затуманенным взором предстал отрок лет шестнадцати со светлыми, почти бесцветными волосами. Неужели это ангел? Значит, она в раю? Но тогда почему над головой то же хмурое небо, вокруг те же деревья и та же мокрая земля? Так она жива!