Все еще сомневаясь, Энни, однако, продолжала держать Раковину у уха. Вскоре лицо ее сделалось растерянным.
— Что это? — прошептала она. — Я слышу кто-то говорит обо мне… Это повариха. Точно. Она возмущается, что я ужасно насорила хлебными крошками под столом. Но ведь это неправда. — Энни отняла Раковину от уха и протянула через стол брату. — Это ведь твои крошки, Жиль… Я не уронила на пол ни одной, ну почти не уронила… А сейчас она остывает. Вот опять холодная.
— Что ты сочиняешь? — усомнился Жиль, забирая у нее Раковину. — Ты услышала внутри голоса? Тебе, наверное, почудилось. Я знаю, она может становиться горячей и холодной, но голоса… Дай-ка я послушаю.
Мальчик поднес Раковину к своему уху.
— Ничегошеньки, — заключил он через пару минут. — Ничего, лишь слышно как шумит море.
— А ты подожди, подожди! — запальчиво сказала Энни. — Подожди, пока она опять станет горячей. Именно тогда я услышала голоса.
Жиль вернул Раковину на стол.
— Послушай, Энни, — нахмурился он. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эта Раковина умеет разговаривать?
— Я бы тоже не поверила, — ответила Энни. — Если бы не услышала сама. Но Раковина не говорит сама. Она только передает, что о тебе говорят другие.
— Какая чепуха! — возмутился Жиль. — Сущая чепу… О-о-о… О-о-о!
Он отдернул руку от Раковины.
— Опять греется, — догадалась Энни. — Но лучше послушай ее, пока не остыла.
Жиль попробовал еще раз. И голос его задрожал:
— Это папа… И говорит он про меня.
Последовала пауза, один при этом слушал, а другая терпеливо ждала.
— Ну, тут ничего существенного, — заговорил он наконец, хмуря брови. — Иногда я думаю, папа меня не понимает. Ему бы получить плохого сына! «Плохо, что этот несносный мальчишка уже в кровати, — вот что он сказал. — Я не могу найти мой молоток. Он бы его быстро сыскал. Единственное полезное дело, на которое пригоден Жиль, — это находить разные вещи».
— Не огорчайся, — утешила Энни. — Хорошо еще, что тебе все-таки находится применение. Но теперь моя очередь. Дай и мне послушать. Похоже, это очень занимательная игра, не так ли?
— Да, конечно, — согласился брат, возвращая Ракушку. — Но все зависит от того, что именно ты услышишь.
Энни тут же крепко зажала Раковину в руке и приложила к уху.
— Море, — пробормотала она. — Бормочущее и беспокойное, пенящееся и окатывающее брызгами.
И она начала напевать про себя мелодию, как бы повторяя песню волн, накатывающихся на берег и устало стекающих обратно. Вдруг она остановилась. Лицо ее озарилось. Глаза раскрылись пуще, а рука еще плотнее прижала Раковину к уху. Наконец, она опустила Раковину на стол, проводив ее странным взглядом.
— Дорогая моя, — пробормотала она, — конечно, я знаю это и сама. Но я не догадывалась, что это знает кто-нибудь еще.
— Ну что там еще? — проворчал Жиль.
— Кто-то сказал, что я всегда вела себя лучше всех девочек в городе. Но я не узнала голос. Но ведь это правда? — с этим она передала Раковину через стол. — Твоя очередь, Жиль.
Сама она угнездилась в кресле, сложив руки на коленях.
— Послушай! — вскричал Жиль, вскакивая и с грохотом отодвигая стул. — Тихо, погаси свечу. Кто-то собирается подняться сюда. Ведь все думают, мы спим… Ладно. Доберемся до кроватей и при свете луны. Давай все-таки попробуем разобраться в сути этой штуковины. Ты заметила что-нибудь особенное в том, как Ракушка говорит?
— Конечно, — ответила сестра. — Она при этом всегда разогревается.
— Да, — кивнул брат. — Но ты обратила внимание: когда ты держишь ее, то голоса говорят только про тебя. А когда держу я — только про меня. Думаю, это и есть ее секрет. Давай попробуем еще.
Так, сидя в пижамах, дети провели несколько часов. Когда один из них внимал Раковине, другой прислушивался, не раздадутся ли на лестнице шаги, и тогда придется прервать игру.
Энни слышала, как мама говорила про новое платьице, которое хочет сшить для нее к Пасхе. Жиль еще раз услышал, как папа говорил про него, и Жиль с Энни слышали, как отзывается о них доктор Сеймур. Каждый слышал хромоножку Люка и что тот говорил о каждом из них в отдельности, укладываясь спать на свою постилку из соломы.
Становилось все темнее. В домах гасли огни, люди ложились спать, и Раковина разогревалась все реже. Дети были уже уверены, что постигли ее секрет: держащий Раковину в руках ощущал тепло, когда кто-то где-то говорил именно о нем.