- Какая гадость! - сморщилась королева и отвернулась. Закрыв лицо рукавом, она поспешно направилась вперед по карнизу к дальней двери в одной из дворцовых башен. - Хотела бы я знать, убил его твой выстрел или застал уже таким вот, гниющим и неживым? Это хуже, чем стервятники, кружащие над трупом! Что же будет, когда они все попадают на нас? Как бесчеловечно жестока эта ведьма!
- Не уверен, что Зерити вообще свойственно что-то человеческое, пробормотал Конан себе под нос. Вернув лук восхищенному стражнику, он быстро зашагал вслед за королевой. Они миновали несколько галерей, спустились двумя этажами ниже, прошли новой галереей с высокими стрельчатыми окнами, из нее попали в затемненный коридор и вошли в дверь, ведущую в спальню принцессы.
Прямо посреди комнаты, напротив большого раскрытого окна, выходящего во внутренний двор, стояла широкая и низкая кровать под массивным позолоченным балдахином. Королева торопливо подошла со словами: - Ну что, ей не лучше?
- Нет, все по-прежнему, - ответил ей шепотом сидевший у изголовья седобородый человек с темными и умными глазами, похожими на глаза выдры. Его смуглая кожа казалась еще темнее из-за белых одежд и седины. Руфия подошла ближе, заглянула за кисейную занавеску. - Но сейчас она спит спокойно, лишь изредка просыпается ненадолго. Один раз мне показалось, что она даже узнала свою спальню и меня. Я попробовал с ней заговорить, но она снова заснула.
- Митра всемогущий, ну почему я не оказалась здесь в этот миг! - тихо воскликнула королева. - Но все равно, благодарю тебя, Каспиус. - Она отошла от постели и села в большое кресло, изящно поджав ноги. - Каспиус, это Конан из Киммерии, - представила она своего спутника, вошедшего и остановившегося у дверей. - Он оказал мне в прошлом неоценимую услугу. Быть может, его приезд и есть долгожданный ответ на все наши молитвы. Ему тоже снились эти сны, хотя он был в десяти днях пути от Баалура.
Лекарь, внимательно разглядывавший Конана, сделал ему знак подойти ближе. Когда варвар приблизился, Каспиус взял его руку и повернул вверх ладонью сильным, уверенным движением кисти.
- О, это могучая и умелая рука, - сказал он с улыбкой. Конан отметил про себя, что цепкие пальцы врача, хоть и ослабевшего от напряжения и бессонницы последних дней, обладают силой едва ли не меньшей, чем его собственная. - К тому же гибкая и ловкая, - продолжал лекарь. - Вы, несомненно, человек большой силы, искушенный в воинском ремесле. Мы рады приветствовать вас в нашем многострадальном городе.
- Муж мой и повелитель, к нам прибыл Конан из Киммерии, - сказала вдруг королева, вставая и низко склоняя голову, так что завеса волос совсем скрыла лицо.
В маленькую спальню вошел высокий темноволосый человек с окладистой, вьющейся бородой и сонным лицом. Едва кивнув всем присутствующим, он устало опустился в кресло, только что оставленное королевой. Его богатая, зеленого бархата, шитая золотом одежда выглядела такой же помятой, как и он сам. На голове у него был золотой обруч, подобный обручу королевы, только шире и с большим, ограненным в виде пирамиды изумрудом.
- Северянин, - сразу определил король, изучающе разглядывая смуглого и синеглазого гиганта. - Причем в великолепной форме - не то что мои несчастные воины. Руфия часто говорила мне, что ты один из немногих, кому можно полностью доверять. Если Каспиус даст добро, а ты исполнишь возложенную на тебя миссию, тебя ждет щедрая награда.
Не дожидаясь ответа, Афратес поднялся, снова едва кивнул всем троим и вышел.
- Он всегда был суровым правителем, а сейчас, в эти черные дни, бремя власти особенно тяжело, - сказала Руфия, словно извиняясь, когда за королем закрылась дверь. - Подойди сюда, Конан. Взгляни на нашу дочь.
Киммериец приблизился к постели и, отведя в сторону невесомую занавеску, увидел на подушках хорошенькую, но очень худую и бледную девочку. Среди белого шелка простынь она выглядела как призрак, уже наполовину не принадлежащий этому миру. Ее припухлые, нежного рисунка губы беззвучно шевелились, а зрачки беспокойно двигались под тонкими, выпуклыми веками она блуждала среди нездешних равнин. Тонкие детские пальцы теребили пушистый мех одеяла. Королева, повинуясь какому-то безотчетному порыву, опустилась на бархатную подушку перед кроватью и взяла влажную ладошку девочки в свои, пытаясь дыханием согреть холодные пальцы. Принцесса шевельнулась, повернула лицо к онемевшей матери и вдруг открыла глаза. На какое-то мгновение в них промелькнула искорка понимания. Исмаэла перевела взгляд на Конана, словно намереваясь спросить, кто этот огромный незнакомый человек. Но искра, вспыхнув, тотчас же погасла, расширенные в ужасе глаза закатились за веки: какое-то чудовище из сновидений вновь утащило принцессу в темные воды небытия.
Вздох, больше похожий на стон, вырвался из груди королевы.
- Ты видишь, она умирает! - Конан невольно отвел глаза, избегая смотреть на бледное лицо девочки и почти такое же бледное - ее матери. Помоги нам! Право, это будет подвиг, достойный твоей славы, не менее достойный, чем битва у горного перевала! Я пошла бы сама, но что я могу, слабая, несчастная женщина? И я не могу отойти от дочери ни на час... По-прежнему коленопреклоненная, она уронила голову на скрещенные руки. Если ты согласен поговорить с Каспиусом, ступайте в его или мой кабинет. Исмаэла и так спит неспокойно, и я боюсь, что громкий разговор потревожит ее еще больше.
- В самом деле, пойдемте, - кивнул Конану лекарь. Они вышли, и галерея показалась им особенно солнечной и светлой после душного полумрака спальни. Каспиус вышагивал сгорбившись, словно старый нахохлившийся белый ворон.
- Для нас это большое горе - видеть маленькую принцессу в таких мучениях. Для меня она, помимо наследницы престола, еще и просто друг, ведь я знаю ее с пеленок. Чудесный ребенок, живой и сообразительный - по крайней мере, она была такой совсем недавно. - Он помотал головой, словно отгоняя наплывающую дремоту - вид у него был усталый и сонный. - И к тому же обещает вырасти редкой красавицей. - Он взглянул на Конана с неожиданным лукавством: - У нее к прекрасным волосам, унаследованным от матери, ярко-синие глаза, что редко встречается у шемитов. Особенно если учесть, что у ее отца глаза карие, а у матери - скорее зеленые, чем синие.
Они вышли из галереи и пошли через анфиладу больших парадных залов.
- Не удивительно, что ребенок красив, ведь ее мать - женщина редкой красоты, - заметил Конан, шагая рядом с лекарем.
- О да,- энергично кивнул Каспиус. - Вы ведь, кажется, уже знали Руфию, когда она впервые приехала в Баалур? Мне говорили, что Афратес влюбился в нее без памяти, как только увидел. Взял в свой гарем, а меньше чем через год она родила ему долгожданную наследницу престола. До тех пор у короля не было детей ни от одной из жен. - Он снова взглянул на Конана с едва заметным лукавством.
Но киммериец не заметил этого, слишком погруженный в свои мысли.
- Да, я помню, ей очень понравился ваш город, - сказал он.- Я же нашел его слишком сытым, даже, пожалуй, самодовольным - и быстро уехал, оставив Руфию здесь.
- Насколько я знаю, вы тогда оба бежали из Асгалуна, где бушевало восстание, верно? - Дойдя еще до одной витой лестницы, Каспиус начал спускаться вниз.
- Да, там было жарковато, - усмехнулся Конан. - Взбесившиеся подмастерья перерезали глотки половине асгалу некой знати и почти всем купцам. Деваться было некуда от пожаров и погромов, горел весь город.
Еще не зная, как вести себя с дворцовым лекарем, Конан умолчал о своей роли в этом восстании. Не стал он упоминать и о том, что кровопролитие произошло и по более весомой причине, - киммериец опасался, как бы власти не опознали в нем Амру, грозного пирата южных морей.
- Как бы там ни было, ваш друг Маздок, севший в результате этой заварушки на трон Асгалуна, оказался неплохим королем, - заметил Каспиус, и Конан понял, что лекарь знает большую часть того, о чем киммериец предпочел умолчать. - Наш король с тех пор состоит с ним в военном и торговом союзе.