XII
Рабочіе, отужинавъ, по обыкновенію, начали укладываться спать кто подъ лавку, кто на лавку, подкладывая подъ головы мѣшки или котомки съ своимъ не мудрымъ имуществомъ, но четыре боровичскія женщины вышли изъ избы на огородъ потолковать объ Аринѣ и Акулинѣ.
— Чего ты-то, дура, уходишь съ огорода?! Тебя, вѣдь, хозяинъ не отказывалъ, говорили двѣ землячки Акулинѣ.
— Не могу я, милыя, Арину одну оставить, — отвѣчала Акулина. — Какъ я ее одну по Питеру пущу слоняться, мѣсто искать, коли я выбожилась и выклялась ейнымъ отцу съ матерью, что до тѣхъ поръ при ней буду, пока ее на мѣсто не предоставлю. Да и что за радость здѣсь за пятіалтынный служить! Авось, найдемъ что-нибудь получше. А найдемъ получше, такъ, можетъ быть, и васъ переманимъ отсюда, можетъ быть и вамъ что-нибудь хорошее найдемъ. Вѣдь хлѣба ищутъ, матери мои, хлѣбъ хорошій такъ, зря, не дается. Вѣдь мы, какъ пришли въ Питеръ, то только на три огорода и сунулись, на двухъ намъ отказали, а на третьемъ мы и остались. Поищемъ еще гдѣ нибудь. Вы оставайтесь покуда, заживайте прописку паспорта и больничныя, вамъ нѣтъ расчета уходить, а мы побродимъ.
— Да конечно-же поживемъ, согласились двѣ другія женщины. — При мѣстѣ-ли или безъ мѣста! Здѣсь все-таки харчи и пятіалтынный въ день, а бродить по городу, такъ вѣдь проѣдаться надо. Вотъ заживемъ прописку и больничныя, тогда другое дѣло.
Порѣшивъ такимъ образомъ, землячки отправились въ избу укладываться спать. Аринѣ слѣдовало еще до спанья убраться съ посудой, ополоскать чашки, ложки и котелъ. Лишь только онѣ вошли въ избу, какъ Ардальонъ Сергѣевъ, лежавшій уже на койкѣ за перегородкой, заслыша ихъ шаги, крикнулъ Аринѣ:
— А ты что-жъ это, красавица толстопятая, посуду зря бросила! Или ужъ хозяинъ протурилъ съ мѣста, такъ хочешь сложа руки сидѣть? Протурилъ съ завтраго, а сегодня-то ты все-таки служишь, поденную плату получаешь, хозяйскіе харчи до отвалу ѣла.
— Уберу, уберу, хозяинъ, отвѣчала Арина. — Будь покоенъ.
— Ну, то-то. Барышню изъ себя не разыгрывай.
— Не безпокойся, хозяинъ. Я ей помогу и вдвоемъ живо все уберемъ, сказала Акулина.
— Уберемъ!.. Раньше слѣдовало убрать, а ужъ потомъ идти на огородъ языкъ чесать, продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ. — Вѣдь керосинъ-то въ лампѣ горитъ да ее ждетъ, пока она уберется. Керосинъ денегъ стоитъ. Зачѣмъ ему зря горѣть!
Арина и Акулина начали гремѣть посудой, прибирая ее, смели со стола крошки и вынесли ихъ за двери, припрятали оставшіеся объѣдки хлѣба. Когда кончили уборку, вся изба уже спала, не исключая и хозяина, всхрапывающаго за перегородкой. Только работникъ Спиридонъ сидѣлъ у стола, позѣвывая, и при свѣтѣ жестяной лампочки читалъ десятикопѣечные святцы московскаго издѣлія.
— Любопытная книжка, сказалъ онъ Акулинѣ и Аринѣ, когда онѣ покончили съ уборкой, и хлопнулъ рукой по книжкѣ. — Всѣ имена здѣсь обозначены, какъ есть всѣ. Также показано, на какой день тепло, на какой холодъ, когда дождь, снѣгъ или вѣтеръ. И какъ явственно. Вотъ на сегодня сказано, что утренникъ — утренникъ и былъ. Вамъ огонь гасить и спать укладываться, что-ли? — спросилъ онъ. — Постой, я въ мѣшокъ книжку уберу, потому зря валяться ей не слѣдъ, книжка правильная.
Онъ вынулъ изъ подъ давки свой мѣшокъ, сунулъ туда книжку и сталъ укладываться на полу около стола.
— Тушить, что-ли? спросилъ Спиридонъ.
— Туши, отвѣчала Акулина.
Лампа погасла и вся изба погрузилась, въ сонъ.
На утро, когда встали рабочіе, за стряпушество принялась уже одна изъ новоладожскихъ бабъ, назначенная Ардальономъ Сергѣевымъ въ стряпки съ вечера. Она и воду таскала, и дрова, принесла для печи, охапку кочерыжекъ притащила и начала громыхать желѣзной трубой, ставя самоваръ. Рабочіе принялись пить чай, но ужъ Арина и Акулина не присоединялись къ нимъ. Съ сегодня онѣ уже не состояли въ числѣ рабочихъ огорода, стало быть не могли пользоваться и хозяйскими харчами. У Акулины осталась еще въ котомкѣ горбушка черстваго хлѣба, купленнаго въ дорогѣ. Она подѣлилась имъ съ Ариной; въ двоемъ онѣ вышли изъ избы, подошли къ колодцу и здѣсь, около колодца, принялись ѣсть хлѣбъ, размачивая его въ водѣ и запивая водой, черпая ее изъ ведра ковшомъ, который захватили изъ кадки, стоявшей около крыльца избы.
— Какъ-бы хозяинъ не заругался за ковшъ-то, замѣтила Арина.