— Что прикажешь, господинъ хозяинъ, то и сдѣлаемъ.
— Вотъ за кочерыжки и принимайтесь. Стлаться и спать всѣ будете вотъ тутъ въ избѣ, покуда тепло не станетъ, а станетъ тепло, такъ у насъ и навѣсъ, и чердакъ есть. Тамъ отлично.
— Спасибо, голубчикъ, спасибо. Только-бы приткнуться гдѣ было.
— А тебя, шустрая, какъ звать? спросилъ хозяинъ курносенькую молодую дѣвушку.
— Меня-то? Меня Ариной, отвѣчала та, широко улыбаясь.
— Ну, а ты, Арина, завтра съ утра въ стряпки ступай. Провіантъ какой нужно для хлебова отъ меня получишь. А что дѣлать нужно, я сказалъ. Вѣдь матери, поди, въ деревнѣ по хозяйству помогала?
— Еще-бы не помогать!
— Ну, вотъ и топи печку, и вари варево для всѣхъ.
Хозяинъ поднялся со скамейки и сталъ застегивать кафтанъ, собираясь выходить изъ избы. Опрокидывали кверху донышкомъ свои чашки и стаканы и работницы, покончивъ съ чаепитіемъ и собираясь идти къ работѣ.
IV
Раннимъ утромъ, еще только свѣтъ забрезжился, а ужъ хозяинъ огорода, Ардальонъ Сергѣевъ, проснулся. Онъ спалъ въ избѣ за досчатой перегородкой, въ маленькой каморкѣ, имѣющей, впрочемъ, крошечное окно и обставленной скамейкой и простымъ деревяннымъ столомъ, покрытымъ красной ярославской салфеткой. На стѣнѣ висѣли дешевые часы московскаго издѣлія, съ холщевымъ мѣшечкомъ песку на веревкѣ, вмѣсто гири. Спалъ онъ на койкѣ, устроенной изъ досокъ, положенныхъ на козлы, на разостланномъ войлокѣ, укрывшись полушубкомъ и имѣлъ въ головахъ громаднѣйшую подушку въ ситцевой наволочкѣ. Часы показывали пятый часъ въ исходѣ. Потянувшись на койкѣ, онъ сѣлъ, свѣсивъ босыя ноги, почесался, поскобливъ у себя животъ и подъ мышками, и, зѣвая, началъ обуваться. Обувшись и все еще зѣвая, онъ вышелъ изъ-за перегородки. Въ избѣ на полу и на лавкахъ около стѣнъ спали, положивъ подъ голову котомки и мѣшки, три мужика и до десятка женщинъ. Ступая по полу и стараясь не наступить на ноги спящимъ, Ардальонъ Сергѣевъ направился къ двери и вышелъ на крыльцо, чтобъ умыться, но въ висѣвшемъ около крыльца глиняномъ рукомойникѣ воды не было. Ардальонъ Сергѣевъ снова вернулся въ избу и крикнулъ:
— Стряпка! Кого я въ стряпки назначилъ? Въ рукомойникѣ воды нѣтъ. Надо воды изъ колодца наносить! Эй, Арина! Курносая! Гдѣ ты тутъ? Я, кажись, тебя въ стряпки на сегодня назначилъ? Что-жъ ты съ водой-то? Надо вставать и воды принесть. И въ ведрѣ воды нѣтъ. Что это за безобразіе!
Женщины подняли головы и смотрѣли посоловѣлыми отъ сна глазами.
— Гдѣ тутъ у васъ Арина валяется? Пусть встаетъ да воду носитъ. Умыться даже нечѣмъ, продолжалъ хозяинъ.
На полу зашевелились.
— Ариша! Вставай! Хозяинъ будитъ! заговорила безбровая Акулина и стала толкать спавшую сосѣдку, — вставай, Арина, да наноси воды.
На полу поднялась курносая молодая дѣвушка и держась за половицы руками, щурила глаза и зѣвала.
— Вставай-же, стряпка! еще разъ крикнулъ хозяинъ. — Здѣсь вѣдь не у себя дома, проклажаться нельзя. Вставай, бери ведра, да принеси воды изъ колодца.
— Сейчасъ… заторопилась дѣвушка, вскочила на ноги, бросилась къ ведрамъ, стоящимъ въ углу, и, еще пошатываясь отъ сна, вышла было на крыльцо, но тотчасъ-же вернулась, сказавъ, — босикомъ-то холодно на дворѣ, позволь ужъ прежде обуться, — и стала обуваться.
Хозяинъ между тѣмъ началъ будить мужиковъ и другихъ женщинъ.
— Вставайте! Чего валяться-то! А то заняли весь полъ, такъ что даже и не пройти… говорилъ онъ, проходя за перегородку и доставая оттуда полотенце.
Вскорѣ два ведра воды были принесены Ариной, умывальникъ около крыльца былъ также наполненъ водой и хозяинъ принялся умываться. Когда онъ опять вошелъ въ избу, всѣ уже были на ногахъ. Арина, умывшаяся у колодца, стояла уже въ углу передъ закоптѣлымъ образомъ и молилась.
— Открестишься, такъ печь затопить надо, да избу подмести, отдалъ онъ ей приказъ.
Вставшіе мужики и женщины, доставъ полотенца, также начали выходить на крыльцо поплескаться, рукомойника. Умывшіеся становились тутъ-же на дворѣ къ востоку лицомъ и крестились. Хозяинъ, расчесавъ гребнемъ волосы и надѣвъ картузъ, тоже вышелъ на дворъ и широкимъ вздохомъ втягивалъ въ себя холодный воздухъ. Было морозно. Лужи застеклянило, земля затвердѣла, на доскахъ былъ видѣнъ бѣлый морозный иней. Хозяинъ въ неудовольствіи покачалъ головой.
— Вишь, утренникъ-то какой! сказалъ онъ. — Къ парникамъ теперь и приступить нельзя, не токма чтобы ихъ открывать и полоть въ нихъ, а я дармоѣдовъ набралъ. Ближе какъ къ девяти часамъ утра и рогожъ снять съ рамъ невозможно, а то все зазябнетъ. Когда тутъ пропалывать!