— Иного ответа и не ждал я, пан, — сказал он наконец. — Пустите их, — приказал он державшим поляков ратникам. — Пусть живут в примере другим, да сами с них берите.
Сдержанно, с достоинством поклонившись, поляки удалились к Москве.
Осада башни хотя и стоила осаждавшим крупных потерь, но зато со взятием ее уже вся стена Белого города перешла к ополченцам, а поляки оказались оттесненными в Кремль и Китай-город. Осаждавшие тесным кольцом окружали их, лишая возможности общаться с внешним миром. Начавшийся голод у поляков грозил им страшными бедствиями. Хотя осада Москвы и затянулась, но успехи осаждавших были уже значительны. И только осложнившиеся между военачальниками ополченцев недоразумения погубили успешно начатое дело.
Военачальников было трое: Прокопий Петрович Ляпунов, князь Дмитрий Михайлович Трубецкой и атаман Иван Мартынович Заруцкий. Они, по общему молчаливому соглашению, составили временное правительство под Москвой: от их имени писались грамоты в города, к ним обращались с челобитными, они распоряжались набором ополчений, сбором денежных средств, награждали поместьями и забирали их. В осуществлении этого последнего права и был главный корень зла.
Первое место между этими тремя начальниками по родовитости, знатности происхождения, по старшинству принадлежало князю Трубецкому. Но человек он был недалекого ума и личного почина и власти не умел проявлять. Дела, таким образом, вершились почти исключительно Ляпуновым и Заруцким. Но они были настолько противоположны друг другу по характеру, нравственному складу и убеждениям, что осуществлять общую власть не могли. У них были разные цели и желания. Кроме того, Заруцкий завидовал Ляпунову. Рязанский воевода был сильнее казацкого атамана. Его, а не Заруцкого, не говоря уже о Трубецком, вся заемщина считала верховодчиком. Таковым по заслугам (он ведь был вдохновителем ополченского похода) признала его вся тогдашняя Русская земля. Цель у него была одна: очистить Москву от поляков, навести порядок и избрать законного царя. Заруцкий же был душой казачества, преследовавшего буйные, корыстные интересы и отнюдь не склонного к порядку спокойной жизни. Заруцкий тайно мечтал и добивался одного: рано или поздно посадить на московский престол сына Марины, мнимого «царевича Ивана». При несходстве целей того и другого военачальника не могло быть и единодушия между ними. Ляпунов призывал всех к порядку и, хорошо понимая, что общая разнузданность нравов много содействовала в последнее время гибели Московского государства, требовал строгой законности в поступках, подчиненности и послушания. Казаки же занимались грабежом, насилием, пьянством. Заруцкий, поддерживая расположение к себе, потакал им во всем, становился сам в обостренные отношения с Ляпуновым и настраивал против него казаков. А главное — пошли нелады с раздачей земель и поместий: Ляпунов жаловал поместьями по заслугам своих земских людей, дворян, детей боярских; Заруцкий незаслуженно награждал ими казаков. Нередко одно и то же поместье оказывалось пожалованным и Ляпуновым, и Заруцким двум лицам разных партий. Это вело к раздорам, к спорам, кончавшимся и убийствами. Приверженцы Ляпунова были врагами Заруцкого, и наоборот. Дисциплина падала, те, что посильнее, занимались оспариванием друг у друга лакомых кусков-подарков, а бедные испытывали острую нужду.
Чтобы положить конец этим непорядкам, люди порядка — дворяне и дети боярские, сговорившись между собой, подали трем своим военачальникам челобитную, где они просили, чтобы те созвали Думу, которая установила бы согласованный порядок правления. Заруцкий явно уклониться от осуществления этого единодушного предложения челобитчиков счел неблагоразумным и скрепя сердце вынужден был дать согласие на созвание Думы, надеясь, впрочем, что во время совещаний казаки возьмут верх численностью и новый порядок установится соответственно их желаниям. Но эта надежда не сбылась.
Собравшись 30 июня. Дума приняла в сущности разумные правила. Вводился строгий порядок в дело раздачи поместий; надзор за этим возлагался на учреждавшийся поместный приказ; на разбойный и земский приказы возлагалась обязанность ловить и судить своевольников и разбойников, а также следить за тем, чтобы для промышления кормов, то есть для добычи припасов, казаки посылались не самостоятельно, а под надзором стрельцов во главе с дворянами и детьми боярскими. Наконец, Дума постановила, чтобы всякие ссоры были навсегда прекращены.
Но постановления эти ни к чему не привели. Новые порядки подрывали власть Заруцкого и отнюдь не приходились по вкусу казакам. Между приверженцами Ляпунова и Заруцкого вражда возрастала еще сильнее, и дело спасения Москвы готово было погибнуть.