Клан глухих из Аль-Сайиди состоит примерно из 3500 человек – потомков мужчины, прибывшего 200 лет назад из Египта и здесь нашедшего себе жену. Начиная с третьего поколения, у них были разрешены внутриклановые браки, так что наблюдается высокий уровень инбридинга. Двое из пятерых сыновей четы родоначальников были глухими, а сегодня этим недугом страдают около полутора сотен членов клана. Клан живет уединенно, отчасти по причинам географического положения, но больше – из-за социальных барьеров, поскольку его члены среди бедуинов презираемы. Глухие члены клана до самых недавних пор не ходили в школу и потому не были знакомы ни с иорданским, ни с израильским жестовым языком. Они разработали свой, которым пользуются для общения с ними также их слышащие родственники{48}.
В «Истории» Геродота есть знаменитый сюжет о том, как египетский фараон захотел узнать, какой язык был первым на земле: взяв двух новорожденных, он приказал никому не говорить с ними и ждал, какими будут их первые слова. Эксперимент фараона основывался на неверной посылке: не слова от рождения даются человеку, а системы, генерирующие синтаксис и лексику. И у никарагуанских школьников, и у бедуинов из племени аль-сайид заработало стихийное чувство синтаксиса, в частности различение, выступает слово в роли субъекта, объекта или действия.
Бедуины к тому же закрепили стандартный порядок слов в предложении: субъект – объект – глагол. Никарагуанские дети, наоборот, предпочли использовать жестовые эквиваленты падежных окончаний. Поскольку падеж указывает, объектом или субъектом выступает слово в высказывании, то и порядок слов не так важен, и он у каждого выпуска школьников свой.
Это очевидно стихийное появление фиксированного порядка слов или падежных окончаний в двух жестовых языках красноречиво указывает на то, что базовые элементы синтаксиса врожденные и генерируются генетически кодированными для этого участками человеческого мозга. Аль-сайидский язык живет всего лишь в третьем поколении, но отдельные знаки там уже превратились в чистую условность. Жест, обозначающий мужчину, – вращение пальцем, изображающее кружок усов, а мужчины в деревне давно уже таких не носят. В Никарагуа тоже все быстро меняется. Число 20 сначала передавали двукратным выбрасыванием десяти пальцев, пишет Энн Сенгас, лингвист, 15 лет изучающая этот язык. Но такой жест слишком громоздок, и теперь его заменил другой, выполняемый одной рукой: он ничем не подобен числу 20, зато выполняется быстро{49}.
Жестовые знаковые системы обнажают не всеми сознаваемое свойство языка: в нем звучащую речь обязательно сопровождает жест. Человеческий протоязык, несомненно, включал в себя жестовые знаки и даже мог начаться именно как жестовый. Психолог из Оклендского университета (Новая Зеландия) Майкл Корбаллис считает, что протоязык «возник как главным образом жестовый, включающий в себя движения тела, в особенности рук, и мышц лица»{50}. Звучащая речь, по мнению Майкла, возникла позже, поскольку для формирования необходимых мышц языка и других тонких деталей речевого аппарата нужны были серьезные эволюционные изменения.
Теория Корбаллиса сильна в нескольких аспектах. Она хорошо объясняет, почему слово и жест так тесно сплетены и почему люди жестикулируют, говоря по телефону, хотя собеседник и не может оценить их пластику. Критики Корбаллиса отмечают, что жестовый язык бесполезен в темноте и что для разговора собеседникам нужно непрерывно смотреть друг на друга. Звучащая речь этих ограничений не знает.
Эволюционные стимулы развития языка
Появившись, человеческий язык, был ли он звучащим, жестовым или использовал обе формы сигнала, несомненно, эволюционировал быстро: ведь каждое его усовершенствование давало носителям огромное преимущество. Даже в самой зачаточной форме язык способен вывести социальные взаимодействия на совершенно новый уровень. Наконец-то члены сообщества могут передавать друг другу точные и ясные послания: заключать союзы, выражать намерения, описывать людей и места, передавать знания. Более того, даже незначительные усовершенствования общей системы, например в области артикуляции и слуха или синтаксических правил, дают говорящим новые преимущества, а гены, обусловившие эти модификации, закрепляются в популяции.
48
Wendy Sandler et al., «The Emergence of Grammar: Systematic Structure in a New Language,»
49
Nicholas Wade, «Deaf Children's Ad Hoc Language Evolves and Instructs,»