И вот тогда, раскусив ситуацию, Петраков поворачивает свой комбайн с поля. Повернул и угнал к дому.
Стал отдыхать, точнее, гулять, еще точнее — пьянствовать. И это в то время, когда у всех силы уже на исходе…
Григорий Тимофеевич закурил, дал огня бригадиру, глубоко затянулся.
— Ты думаешь, что за эти три дня, которые он прогулял, просто за пьянку лишили его мы первой премии! (Хотя за это обязательно надо лишить всех почестей.) Мы его осудили и наказали прежде всего как дезертира.
Подумал, забарабанил пальцами по спинке стула:
— Это заблуждение: «Победителей не судят». Победителей судят. Если занял первое место, это еще не значит, что победил. Побеждает тот, кто до конца боя не покидает поле брани…
Над степью стояла сплошная завеса дождя. Еще не было шести утра, а Хохлов был уже у себя в кабинете. Вызвал секретаря.
— Садись за машинку, будешь печатать приказ по совхозу.
— А где черновик?
— Здесь, — Хохлов постучал пальцем по лбу. — Печатай! «Приказ номер…» Какой у нас последний был номер? Двести восемь? Печатай: приказ номер двести девять от 21 сентября… Напечатала? Так…
«Рабочими совхоза проделана большая работа по выращиванию 120-пудового урожая… Но погодные условия складываются так, что гибнет выращенный урожай… Гибнет наше с вами богатство, гибнет плодотворный героический труд, а поэтому нужно последнее усилие коллектива, всех людей, проживающих на территории совхоза, будь то школьник, учитель, пенсионер, служащий, рабочий любой профессии, — только все вместе, по возможности своих сил спасут богатство своим трудом.
На первых порах обмолота нами были допущены простои из-за несвоевременной организации подачи транспорта под комбайны, были простои и из-за нежелания комбайнеров молотить ночью, так как трудно. Конечно, тяжело, трудно работать по 14–18 часов в сутки. Но нужно! Понять это до глубины души надо! И знать надо, что в таких же условиях наш сосед, Свердловский совхоз, работает лучше, чем мы.
Администрация совхоза обращается ко всем жителям: выше трудовой накал! Кому дорого богатство совхоза, идите в огород, на склад, в поле — везде сейчас нужны, как никогда, рабочие руки.
Во избежание простоев приказываю:
…5. Несмотря на ненастную погоду, главному агроному Асямолову В. И. производить засыпку семян для просушки, в течение 2-х дней пустить сушилку.
…6. Тов. Драчеву и тов. Ступиной организовать и обеспечить круглосуточную работу.
7. Для спасения зерна в 3-х дневный срок запустить механический ток Котликского отделения.
Ответственный тов. Подкорытов С. Г.
Директор Хохлов».
Когда приказ был подписан, Хохлов попросил машинистку срочно разыскать председателя рабочкома и передать ему, чтобы рабочком сегодня же ознакомил с ним всех до одного жителей совхоза.
А дождь все лил и лил… Часы на стене показывали 6. 30 утра, когда в дверях появился начальник узла связи член парткома Анатолий Стремяков вместе с парторгом Виктором Ивановичем Кочкиным. И едва он переступил порог, Хохлов взял его в оборот:
— Анатолий Федорович, немедленно объявите по радио аврал по всему совхозу, зачитайте мой приказ. Повторите два, три раза. И еще по пути разыщите комсомольского секретаря Гену Гусева и срочно пошлите его ко мне. Он у нас самый молодой из руководства, значит, самый моторный. Ясно? Ну быстро!
Взял телефонную трубку. Задумался. Потом вслух: «Все на своих местах. Парторг на Центральном, глав-спецы на местах…»
— Гараж? Где завгар? Слушаешь? Срочно, немедленно собери всех шоферов, нет, пожалуй, не всех, самых опытных… Вот-вот, Криворотова не забудь, Кискина обязательно. И этого, как его?.. Да, Кочкина. То же самое трактористов. Понял? Ну действуй!
Девушка? Соедини с элеватором. Не отвечает? Дай квартиру Брагина. Квартира? Иван Семенович? Ты чего это сегодня дома? Дождь идет, никто не едет? У нас нет никакого дождя. Сегодня мы работаем на полную катушку. Так что принимай зерно. Устрой, пожалуйста! Когда выезжаем? Через полчаса. У тебя? Через два часа встречай… Да, примерно две тысячи центнеров. Потеряем на рефакции? Зато спасем хлеб. Ну привет!
Райком партии. Райком? Хохлов говорит. Прошу оказать всяческое содействие, зерно горит на току. 6 тысяч центнеров. Дождь? Да, дождь. Будем возить. Ничего, прорвемся! Спасибо!.. Спасибо.
Школу. Здравствуйте, Хохлов. Да. Вы уже в курсе? Ну отлично! Ждем. Хоть сейчас.
Повесил трубку, тут же снова снял ее, но не успел сказать: в дверях появился Геннадий Гусев.
— Гена, кстати ты очень. Слушай: одна нога здесь, другая за порогом, срочно разыщи завхоза, посмотри на часы — к двенадцати ноль-ноль чтобы на току был горячий обед человек на тридцать. Проследи, чтоб не экономили, пусть продуктов не жалеют. И еще передай — питание бесплатное, то есть за счет совхоза.
Ну дуй!
И снова за телефон.
— Девушка, еще гараж. Гараж? Главный у себя? Вот вместе с ним топайте сейчас же сюда. Люди собираются? Хорошо. Жду.
Снял со стены карту района: «Ну-ка, Виктор Иванович, а сейчас надо нам с тобой по всей трассе дежурные тракторы расставить. Так… Один, ясно, надо вот здесь, в балке, перед поворотом, другой…»
Вскоре в кабинет директора собрался весь аварийный штаб. Склонились над картой.
— План такой, — выпрямился Хохлов, — ровно в 9 часов утра выезжает первая колонна, 4–5 машин. Интервал полчаса — идет следующая. Четыре дежурных, или патрульных, как хотите называйте, трактора отправляются немедленно на трассу. Их задача дежурить по всей линии: вытаскивать из кювета, ликвидировать пробки, если такие возникнут, если потребуется, буксировать машины с зерном. Дежурить, патрулировать, пока не поступит команда «отбой».
Вернулся Геннадий: «Обед будет ровно в 12».
Хохлов резко поднялся: «Пошли на ток».
Дождь лил не переставая. Хохлов вдруг зло сплюнул. «Вот, черт побери, не везет! Так все хорошо складывалось и — на тебе — все сразу: и зерно загорелось, и дождь полил».
На току уже кипела работа, загружали первые машины.
Зашли в дежурку. Хохлов снял плащ.
Прежде чем взяться за лопату, Григорий Тимофеевич подошел к бурту, встал на колени прямо на зерно, засучил рукав выше локтя. Сделал ямку и сунул туда руку. Потом проталкивал ее все дальше и дальше, по локоть, до плеча. И выхватил вдруг руку, замахал ей, подул на ладонь: «Как будто в чугунок с горячей картошкой сунул. Горит зерно, огнем горит… Володя, кинь-ка лопату!»
— А ну покажем, на что мы еще пока способны!
Несмотря на дождь, настроение у работающих на току было бодрое.
Работал Хохлов как зерноройная машина. Лопата в его могучих руках показалась игрушечной, и зерно с ее штыка сыпалось как с ленты транспортера. Это было чем-то вроде утоления жажды стосковавшегося по физической работе человека. С полчаса он не разгибал спины. Потом выпрямился, вытер рукавом рубахи пот со лба, с бровей и, довольный, крякнул.
Вскоре первые машины были загружены. Следом за ними решили отправлять груженный зерном трактор с тележкой.
А в это время патрульные тракторы уже были на трассе. Хохлов глянул на часы — без четверти девять.
— Володя, позвони в гараж, пусть пошлют сюда «газик», хочу проехать немного по трассе.
Ровно в 9 утра первые машины с зерном съехали с весов. Впереди около тридцати километров по размытой дороге.
«Газик» то и дело шел юзом. Дорогу будто намылили. К счастью, груженые машины шли несколько увереннее. «Если дождь не прекратится к вечеру, людям опять придется мало спать», — с грустью подумал Хохлов.
По пути заскочил в контору. А в конторе обычный рабочий день. Хлопают двери, кто-то говорит по телефону, скрипят арифмометры. Не снимая плаща, сел за свой стол. Снял трубку, долго думал, вспоминая, что надо сделать в первую очередь. Наконец, в трубке что-то щелкнуло. Оживился: «Девушка, элеватор мне… Элеватор? Машины из «Большевика» не пришли еще? Нет? Как придут, позвоните, пожалуйста!».