Утром отряд Демуса внезапно атаковал бивак бандитов. Начался ожесточенный бой. Рябоконь бросил свои курени, продовольствие и, потеряв немало бандитов, отступил в глубь камышей.
Но затишье продолжалось недолго.
Через двое суток Загуби-Батько с группой конников ворвался на хутор Солодовникова[864] и, захватив там линейку, 12 лошадей, несколько мешков муки, скрылся в плавнях. А еще через день банда Рябоконя произвела налет на Приморско-Ахтарскую рыбную контору. Избив в поселке многих рыбаков и предав огню несколько домов, она захватила 12 000 пудов соленой рыбы, часть которой взяла с собой, а остальную привела в негодность. На стене у входа в контору Рябоконь оставил записку: «Категорически запрещаю ловить рыбу в лиманах. Тех, кто нарушит мой приказ, буду вешать».
Возвращаясь в плавни, банда учинила расправу и с рыбаками, ловившими рыбу в Кирпильском лимане.
Вернувшись с добычей в свое логово, Рябоконь всюду выставил усиленные дозоры и лег на линейке отдыхать. Но ему не спалось. В голове теснились мрачные мысли.
Лишь под утро он забылся в какой-то тяжелой дреме.
Разбудил его Дудник:
— Господин хорунжии! Поглядите, кто к вам пришел.
Рябоконь сбросил с себя бурку, сел па линейке. Перед ним стояла его жена.
— Надюша! — вскрикнул он, соскочил на землю и, схватив жену за руки, спросил: — Как же ты сюда пробралась?
Надежда вытерла набежавшие слезы кончиком белого платка, промолвила устало:
— Рыбаки помогли…
— Ты прямо из дому?
— Да… Из Лебедей…
— А сын где?[865]
— В хуторе…
Рябоконь приказал оседлать лучших коней, позвал Загуби-Батько и, отдав ему необходимые распоряжения, касающиеся охраны бивака, отправился с тремя казаками в хутор Лебеди.
Солнце уже перевалило за полдень, припекало так, что дышать было нечем. Четыре всадника, крадучись камышами по звериным тропам, обходя красноармейские заставы, двигались в сторону Каракубанских хуторов. Рябоконь ехал впереди, держа карабин наготове.
Вскоре позади остались Зарубовка, Лимано-Курчанский[866]. Впереди забелели хаты Лебедей. Рябоконь посмотрел на хутор, затем решительно махнул рукой:
— В намет, хлопцы! Бить всех, кто попадется на пути. На окраине хутора бандиты зарубили двух парней, случайно оказавшихся на дороге, и помчались ко двору рыбака, у которого Надежда оставила сына.
На пороге дома Рябоконь встретился с пожилой женщиной.
— Где мой сын? — крикнул он.
Женщина перекрестилась, пробормотала, заикаясь от страха:
— В комнате… в колыске[867]…
Рябоконь метнулся в дом, схватил сына на руки и, выбежав во двор, крикнул горделиво:
— Бачите, хлопцы, який у меня казачина!
Женщина вынесла одеяло, закутала ребенка.
Вскочив на коня и бережно прижимая сына к груди, Рябоконь понесся по улице. За ним ринулись и остальные всадники.
XIII
По широкой проселочной дороге из Брюховецкой в Гарбузовую Балку катила пароконная тачанка. На ней сидели Комаровский, Жуков и на козлах — сын Комаровского Онуфрий. Комаровский громко зевнул и, обернувшись к полковнику, спросил:
— А как ты думаешь, Диомид Илларионович, отето хуже будет нашему движению, ежели большевики заменят разверстку натуральным налогом? В какую теперички сторону повернет хлебороб?
— Продналог — это очередная большевистская удочка, Зосима Варлаамович, — ответил Жуков.
— Отето и я так думаю! — согласился Комаровский и, смахнув пот с низкого лба, вздохнул: — А помнишь, Диомид Илларионович, как отнеслись наши партизаны к амнистии, объявленной большевиками к третьей годовщине революции? Ить никто из наших людей не захотел возвратиться домой. Может, и на этот раз никто не уйдет от нас?
— Возможно, — неуверенно пожал плечами Жуков, — А вот с пополнением, которое нам так крайне нужно, будет хуже. Замена продразверстки налогом определенно повредит нам. Крестьяне после этой замены уже вряд ли пойдут к нам в отряды.
— Отето и я так думаю, — снова вздохнул Комаровский.
Онуфрий не прислушивался к разговору, шевелил вожжами, и лошади резво бежали по накатанной дороге.
Вдали показался берег Лебяжьего лимана, у которого маячила небольшая посадка.
Комаровский толкнул сына в плечо:
— Поезжай к тем деревьям. Подзакусим там и передохнем до захода солнца. А как стемнеет, поедем домой, чтобы нас никто не видел при въезде в хутор.
864
Возможно, автор имеет в виду хутор Солодковский, однако он основан в 1928 году Солодким Никифором Петровичем. —
865
Всего у В. Ф. Рябоконя было пятеро детей: две дочери (Марфа и Ольга) и трое сыновей (Иван, Семен и Григорий). —
866
Явная опечатка, поскольку Курчанский лиман расположен рядом с Темрюком. Но даже если подразумевается Лимано-Кирпильский, все равно круг получается немалый. —