Забелин наконец самодовольно погладил лысину.
— Готово! — сказал он, выходя из-за стола. — Послушайте, братия.
В дверях появился Ковалев, подул на руки, крякнул:
— Ну и мороз на дворе!
— Тихо, Пуд Пудович, — предупредил его Козликин. — Отец Александр читать будет.
Ковалев сел на чурбанчик, расправил усы. Из-за медвежьей шкуры, висевшей на двери женской спальни, выглянула Антонина с распущенными косами. Забелин обвел всех впалыми, колючими глазами, начал басом:
— «Возлюбленные братия и сестры многострадальной Кубани! В одном псалме написано: „…рече безумен в сердце своем: несть Бог!“ И подлинно, только безумный может подумать, что нет бога. Откуда же взялись небо и земля, если б не было бога? Откуда взялись бы солнце, луна и звезды на небе, если б не было бога? Что ни есть на свете, то все божие создание, и всякое создание свидетельствует, что есть творец, создавший его…»
— Позвольте, отец Александр, — прервала его Антонина, — Слишком пространно и столь же туманно. Ваши доводы о существовании бога неубедительны.
Забелин недовольно покосился на нее.
— Вот так и безбожие рождается! Бога нельзя ни доказать, ни видеть. Его можно только чувствовать душой, причем душой с известным психологическим настроением.
И кашлянув, продолжал чтение:
— «Конечно, если б только действительно безумный или сумасшедший говорил, что нет бога, то это ничуть не было бы удивительно: на то он и безумный, чтобы говорить безумное; но удивительно то, что безумными безбожниками бывают люди, находящиеся, по-видимому, в здравом уме. Таких безумных сейчас очень много! Это те, которые грешить не боятся!»
Высоко подняв высохший, как стручок перца, указательный палец, Забелин обрушился в своем воззвании на большевиков за то, что они отвергли бога, подняли революцию в России и прогнали царя-батюшку. В заключение пространного воззвания говорилось: «Мы ставим вас в известность, братия и сестры, что по нашим планам, то есть планам Объединенного центра бело-зеленого движения на Кубани, весной 1924 года в нашей области должно вспыхнуть всеобщее восстание против большевистской власти. И вы все, кому дорога наша матушка-Кубань, должны готовиться к этим великим событиям, все как один должны принять в этом восстании свое участие, чтобы сплоченными силами изгнать ненавистную нам власть с нашей земли-кормилицы, подаренной нам царицей Екатериной II, и потом зажить вольной, сытой жизнью, как жили наши предки: прадеды, деды и отцы. Аминь».
Выслушав попа, офицеры молча переглянулись между собой.
— Ну что, братия, каково? — обратился к ним Забелин.
— Что-то великоват церковный крен, — заметил Орлов.
— Обращаться к верующим надо только так, — сказал Забелин.
— Это, пожалуй, верно, — согласился с ним Белов.
— Подсократить бы малость, — предложил Козликин. — Верующие упреют, пока до сути доберутся.
— Нет, нет сокращать не буду! — возразил Забелин. — Чем больше о боге, тем лучше.
Волошко поскреб голый затылок, покрутил головой.
— Все это гарно, други, — скептически заметил он. — Но будет ли толк от этой затеи? Бог и антихрист — это шось неземное.
— Что же вы предлагаете? — спросил Орлов.
— Треба широко пропагандировать среди людей, что за границей зараз готовится большой десант, который немедленно придет нам на помощь, — сказал Ковалев.
— Правильно! — согласился Лаштбега. — Пропаганда должна быть действенной, от нее зависит наш успех.
Забелин начал было спорить, доказывать, что главную ставку надо все же делать на верующих и что воззвание, написанное им, сыграет огромную роль в подготовке восстания на Кубани, но под давлением большинства ему все же пришлось значительно изменить первоначальный текст.
— Ну, теперь, надеюсь, вас устраивает новая редакция? — обратился поп к офицерам.
Орлов поморщился, махнул рукой.
— Не верю я ни во что, господа! Прахом все идет. — Он обернулся к Забелину и спросил — Что у нас завтра, отец Александр?
— Как что? — не понял поп.
— Ну как же, — протянул Волошко. — Про заговены[907] забыли, что ли?
Забелин хлопнул себя по лысине:
— Ну да, конечно! Завтра же заговенье на великий пост. И как я запамятовал?!
907
Заговены (заговенье, запусты, мясопустье) — в традиции Православных церквей название последнего дня перед длительным постом, когда ещё можно употреблять скоромную пищу (животного происхождения). В славянской традиции заговеньем называется время, когда воздерживались от работы, обильно ели и веселились в преддверии постных ограничений; реже — вечер и ужин накануне поста. —