Киселев стал просить пощады и, заикаясь от волнения, сказал неосторожно:
— Вы называете нас грабителями, а почему-то мы носим саморучные костюмы, а на вас вон какие… сняли хороший костюм с землемера, а моего не захотели.
Рябоконь заорал:
— Давай бечеву!
Киселеву первому накинули петлю на шею и удушили его. Та же участь постигла Иванова, Погорелова, Моренко, Зайцева и Бирюка. Очередь дошла до Черненко. Тот начал вымаливать жизнь, ссылаясь на то, что он казак и служил в белой армии. Рябоконь выслушал его, сказал бандитам:
— Бросьте, не душите… Возьмем его в камыши и выясним, правду говорит или брешет.
После расправы Рябоконь велел жене Погорелова подогреть остывший самовар и, оставив для охраны Черненко одного бандита на пороге комнаты, с остальными принялся шарить в кладовой, сарае, клуне.
Черненко был в отчаянии. В камышах ему нельзя показываться, так как он два года был помощником рыбинспектора и все рыбаки хорошо знали его. Сидя на табурете со связанными руками, он глазами указал Погореловой, чтобы та развязала ему руки. Женщина слезла с печки, незаметно выполнила его просьбу. Черненко вынул из-под сундука наган и бросился на часового. Тот метнулся в сенцы. Черненко выпрыгнул через окно во двор. По нему стали стрелять, но было темно, и он скрылся.
В этот момент пришел в себя Киселев, подумал: «Где я?» Потом услышал выстрелы, говор и вспомнил, что с ним произошло. Увидел, что лежит во дворе. Рядом с ним Погорелов, Иванов…
Самовар закипел. Бандиты уселись за стол, напились чаю. Ограбив ближайших соседей Погорелова, они покинули хутор Лебеди и ушли в плавни.
Киселев слышал лай собак, провожавших банду до камышей, и, когда наступила тишина, начал развязывать бечеву. Наконец ему удалось снять петлю с шеи. Очнулись еще двое: Иванов и Моренко. Остальные погибли.
Весть о расправе над землеустроительной комиссией в Лебедях облетела все Приазовье. Жебрак прибыл с оперативной группой на место происшествия, составил акты о погибших Погорелове, Зайцеве и Бирюке. Вскоре туда же приехал и Селиашвили. Он доложил Жебраку, что в Гривенской Дудник добровольно сдался Демусу в плен.
Опергруппа на трех автомашинах направилась в Гривенскую.
Через полчаса грузовики въехали в кривую улицу и, прыгая на ухабах, проследовали по площади, остановились у церковной ограды. В станичном Совете Жебрака встретили Демус и председатель Совета Андрияш.
— Надо срочно вызвать сюда Дудника и Загуби-Батько, — сказал Жебрак. — У меня есть разговор к ним.
И Загуби-Батько, и Дудник явились в Совет без промедления.
Жебрак спросил их:
— Поможете нам поймать Рябоконя?
Дудник и Загуби-Батько переглянулись.
— Попытаться можно, — ответил Загуби-Батько и снова взглянул на Дудника. — Как, по-твоему, Пантелей?
— Хитрючий он, — заметил тот. — Взять его не так просто.
— А вы знаете, где он сейчас находится? — спросил Селиашвили.
— Да где же? — дернул плечом Дудник. — Мабуть, на Круглом лимане…
XXXV
Солнце было уже на закате. Над лиманом Орешин не смолкало густое лягушачье кваканье, носились тучи комаров. У шалаша на чаканке[934] дремал Рябоконь. Его шалаш стоял особняком от других. Вокруг камыши с многочисленными лазами.
Невдалеке послышались глухие шаги и шорох сухой болотной травы. Рябоконь открыл глаза, поглядел на тропу, увидел Ковалева.
— Ну, принес? — спросил его Рябоконь, приподнявшись на локте.
— Нет, не принес, Василий Федорович, — ответил Ковалев и присел на край чаканки. — Не смог достать.
— Жаль… — буркнул Рябоконь. — Хотелось узнать, что там в Армавире, на суде.
— Завтра постараюсь достать газету, — пообещал Ковалев, вставая.
Рябоконь сказал:
— Ну, добре, иди отдыхать, а как стемнеет, еще раз проверь сигнальные обрезы.
Ковалев закурил цигарку, ушел к себе в шалаш. Рябоконь снова лег на спину, задумался. В голову лезли Думы о Дуднике, сдавшемся Советской власти, о том, что в отряде осталось совсем мало людей. От этих мыслей мрачно было на душе. Он уже боялся доверять кому-нибудь. Примеру Дудника могли последовать другие, и тогда придется ему остаться в страшном одиночестве, как загнанному волку. Постепенно мысли начали путаться, и он заснул, тихонько захрапев. Но тут же вздрогнул от внезапно привидевшегося кошмара, широко раскрыл глаза.
Перед ним стояли с наганами в руках Загуби-Батько и Дудник. Рябоконь не сразу понял, в чем дело, подумал, что это продолжение кошмарного сна, затем, осознав вдруг, что это явь, быстро сунул руку под подушку. Загуби-Батько двумя выстрелами ранил ему обе руки.