— А что? — спрашиваю я, думая о конце первого курса. Часть меня действительно верила, что мы будем вместе, что я смогу упасть в его татуированные руки всякий раз, когда у меня будет тяжёлый день, что он поцелует меня в волосы и скажет, что всё будет хорошо. Теперь я знаю, что он не смог бы нарушить пари Клуба Бесконечности, даже если бы захотел, но… должен был быть другой способ справиться с этой ситуацией. Ему не нужно было причинять мне такую боль, ломать меня, унижать меня. — Мой ответ имеет для тебя значение?
Зейд выдыхает и смотрит на каменный потолок над нами, протягивая руку и закрывая лицо ладонями. Его рукава, как всегда, закатаны и покрыты резиновыми браслетами, а лацканы пиджака усеяны маленькими булавками. Моё внимание привлекает большая татуировка с надписями: «Страницы, исписанные чернилами» и акварельной гитарой. Под ним у него есть ещё одна, на котором изображён сноуборд с надписью «Короли снега». Обе эти фразы звучат смутно знакомыми, но я не совсем специалист в поп-культуре, поэтому отсылки ускользают от меня.
— Ну? — я осознаю, что слегка дрожу, ожидая его ответа. Я не могу решить, то ли это потому, что от него так чертовски хорошо пахнет — геранью, шалфеем и табаком, — то ли потому, что он определённо добавил несколько дополнительных тренировок за лето. Мои глаза не могут оторваться от округлых очертаний мышц на его предплечьях, от того, как рябит его разукрашенная кожа на предплечьях, когда он опускает руки по бокам. — И не лги мне. Меня тошнит от того, что мне врут. Это не заставляет меня чувствовать себя защищеныой: это выводит меня из себя.
— Ты хочешь, чтобы я был предельно честен, да? — спрашивает он, опуская голову и глядя прямо на меня. Моё сердце сильно сжимается, и я киваю. Зейд делает шаг вперёд и кладёт свои красивые татуированные руки мне на бёдра. Мы стоим так близко друг к другу, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него снизу-вверх. — Я взбешён.
— Почему? — это единственное слово, которое я могу выдавить из себя, заставляя себя сглотнуть, несмотря на стеснение в горле.
— Потому что ты выбрала меня, и я облажался. Ты могла бы быть моей, но теперь у меня нет ни единого шанса. — Зейд кладёт правую руку мне на талию и слегка сжимает, прежде чем со вздохом отстраниться. Я собираюсь что-то сказать, на самом деле, я даже не уверена, что именно, потому что мои губы двигаются быстрее, чем мой мозг, когда Зейд оборачивается и внезапно хватает меня.
Левой рукой он обхватывает моё лицо, проводя большим пальцем по нижней губе. Сбоку на шее у него новая татуировка с надписью: «Никогда больше», которая выглядит свежей. Я только сейчас заметила её, потому что мы так близко.
— Я захотел тебя раньше, чем они, — внезапно говорит он совершенно серьёзно. Он смотрит прямо мне в глаза своими ярко-зелёными глазами, и в этом взгляде столько эмоций, что мне невыносимо принять всё это. — Они ненавидели тебя, а мне ты нравилась. С первого момента, когда ты сказала мне отъебаться, ты мне понравилась.
— Я не говорила тебе отъебаться, — шепчу я, — я сказала тебе идти к чёрту.
Зейд улыбается, мило и резко, на секунду дразня языком кольца на губах.
— Ты действительно это сделала, да? Ты знаешь, как часто это со мной случается?
— Поскольку ты немного мудак, я полагаю, слишком часто?
Зейд фыркает и качает головой, наклоняясь и прижимаясь своим лбом к моему. Мои глаза закрываются сами по себе, и я вздыхаю. Даже после всего, что он сделал, мне приятно вот так прикасаться к нему. Почему? Я не мазохистка и не падка до наказаний. Может быть, это потому, что я чувствую, что он действительно учится на своих ошибках?
Не стоит недооценивать, насколько это сексуально — человек, который действительно может признаться в своих проступках и попытаться всё исправить.
— Девушки никогда мне не отказывают, — шепчет он, проводя большим пальцем по моей губе. По какой-то причине я решаю укусить его, и его глаза расширяются.
— Иногда такое бывает, — шепчу я в ответ, протягивая руку, чтобы взять его за руку и оттолкнуть её.
Мы отстраняемся друг от друга, но я знаю, что не у меня одной учащённо бьётся пульс, потому что я вижу, как у Зейда учащённо бьётся пульс прямо под его новой татуировкой. Он внимательно наблюдает за мной с лёгкой улыбкой на губах.
Выражение его лица не становится кислым, пока между нами не появляется Винд, размахивая чайными чашками.
— Извините, что прерываю — это выглядело ужасно чувственно — но вот. — Он жестом показывает на тарелки, и они весело звякают. Я беру свою чашку с блюдцем, наблюдая, как Зейд неохотно берёт свою. Минуту спустя раздаётся стук в дверь, и Виндзор открывает её, чтобы остальные могли войти.
Зак сразу замечает, что между мной и Зейдом что-то происходит, и вздыхает, устраиваясь поудобнее у моего изголовья. В то время как Идолы (и Лиззи) выглядят так, будто ходят на цыпочках и присаживаются на краешки мебели, остальные же чувствуют себя совершенно комфортно, напоминая мне, кто был моими друзья в прошлом году, когда я действительно нуждалась в них.
А потом… Майрон Тэлбот. Он входит вместе с Тристаном и затем прислоняется к стене возле двери. Я совсем не уверена в нём, но, с другой стороны, в последнее время я мало в чём уверена. Единственное, что я знаю точно, так это то, что я не собираюсь позволять этой неловкости между нами всеми продолжаться и дальше. И я определённо не собираюсь и дальше позволять Виндзору вершить самосуд.
— Я поставлю чайник, — бормочет Винд, хлопоча на кухне. Я думаю, что ему трудно оставаться неподвижным, если быть совсем уж честной.
Миранда уютно устроилась в углу моей кровати, но она всё ещё ведёт себя чертовски странно. Неосознанно я подношу пальцы к губам, и она замечает это, краснея как сумасшедшая и глядя куда угодно, только не на моё лицо. Крид хмурится и тоже отворачивается, скрещивая руки на груди и присаживаясь на край кровати.
Тристан напряжённо стоит по другую сторону двери от Майрона, в то время как Лиззи садится на табурет рядом с Эндрю.
— Спасибо, что пришли, — говорю я, выдыхая и стараясь, чтобы это прозвучало не слишком официально. Это то, к чему я прибегаю, когда нервничаю: формальности и исторические факты. Прямо сейчас мои инстинкты настаивают на том, чтобы я объяснила группе, почему полы в башне номер один сделаны из каштана, но покрыты заплатками из красного дерева (это потому, что в начале 1900-х годов началась гниль каштана, которая фактически уничтожила дерево, поэтому его было трудно достать).
— Нам нужно хорошенько поразвлечься на этой вечеринке, — начинает Тристан, естественно беря инициативу в свои руки. Он даже не задумывается об этом; это просто то, что он делает. Закрыв глаза, я прихлёбываю чай, который приготовил для меня Виндзор, и пытаюсь обуздать свои эмоции. Я никогда не была лидером. На самом деле, если вдуматься, я росла одна, без друзей, меня мучали в средней школе, на меня нападали в старших классах.
Но сейчас я чувствую себя немного… властной.
— Дело не только в вечеринке, — говорю я, отставляя чашку с блюдцем в сторону. Моя спина прижата к ноге Зака, и у меня возникает сильнейшее желание откинуться назад и обнять его, как я сделала в тот день, после того как на меня напали в бассейне. Я вздрагиваю, просто думая об этом инциденте, но прижиматься к Заку после этого было приятно… — Мы все здесь как бы влились в эту группу по необходимости. Но почти у каждого здесь есть нерешённые проблемы с кем-то другим.
— Марни, — начинает Зак, но я отмахиваюсь от него рукой и не даю ему договорить, лезу в ящик своего прикроватного столика и достаю свой настоящий дневник, —выражение лица Крида становится напряжённым, — внутри которого есть список, как старый, так и новый.