Я тоже этого хочу.
С другой стороны, я здесь на стипендии, так что не жалуюсь. Вместо этого я смываю свои тревоги в душе, надеваю пижаму и сажусь на кровать, чтобы начать готовиться к завтрашнему тесту по статистике. Всё кажется прекрасным, пока я не слышу, как поворачивается дверная ручка со звуком открываемого замка.
Всегда было опасение, что Гарпии украдут или скопируют один из ключей главного персонала и проникнут внутрь, поэтому мы установили засов, цепочку, и у меня до сих пор хранятся те прошлогодние камеры. Если кто-то всё-таки вломится, я буду к ним строга. У меня будет видео-доказательство.
— Кто это? — спрашиваю я, направляясь к двери, чтобы посмотреть в глазок. Там нет ничего, кроме черноты. Должно быть, кто-то держал над ним руку, или же он был заклеен скотчем или чем-то в этом роде. Сделав несколько шагов назад, я направляюсь к стационарному телефону экстренной помощи, чтобы позвонить одному из сотрудников.
Мне не нравится, что всё это происходит, и даже с дополнительными замками я не чувствую себя в безопасности.
Жаль, что сегодня только четверг, иначе у меня был бы с собой сотовый.
Я поднимаю трубку и бросаю взгляд на список номеров, который заламинирован и приклеен к стене. Как раз перед тем, как я начинаю набирать номер миссис Эмбертон, я замечаю, что мелодии звонка нет. Нахмурившись, я несколько раз нажала кнопку на настенном блоке, пытаясь заставить его включиться.
Ничего не происходит.
И тогда я замечаю, что шнур от телефонной трубки больше не прикреплён к стене.
— Блядь, — ругаюсь я, оборачиваясь и видя, что дверь уже отпёрта и отодвинута как можно дальше. Кто-то использует толстый конверт, чтобы открыть замок-засов, в то время как, предположительно, другой человек использует верёвку, которая идёт от замка-цепочки поверх верхней части двери. Она сразу же соскальзывает, и дверь распахивается, даже когда я бросаюсь вперёд и врезаюсь в неё всем телом.
Несколько других людей толкают дверь снаружи, и в конце концов я теряю равновесие и, спотыкаясь, отступаю назад, когда все девять девочек проскальзывают в мою комнату, и Мэйлин закрывает за ними дверь, закрывая все замки.
— Привет, Марни, — говорит Бекки, насмешливо глядя на меня. Они всё ещё одеты в свою униформу, все хорошенькие, накрашенные и в причудливых париках, прикрывающих их лысые головы.
— Привет, Бекки, — отвечаю я, моё сердце бешено колотится. По крайней мере, парней здесь нет, верно? Это… ну, я могу умереть, но, по крайней мере, меня не изнасилуют.
Дерьмо, моя жизнь быстро потемнела.
Я внимательно наблюдаю за ними всеми, пока они окружают меня, а затем наклоняюсь и хватаю бейсбольную биту, которая прислонена рядом с моей кроватью, резко замахиваюсь ею, и попадаю Бекки Платтер прямо в бедро.
Никакого насилия — хорошее правило.
Но это неприменимо при самообороне. Я ударю бейсбольной битой каждую из этих девушек, если это поможет сохранить мне жизнь.
Бекки вскрикивает и спотыкается, и я использую момент замешательства, чтобы проскочить мимо неё, хватаясь за замки на двери. К сожалению, механизмы, которые должны были обеспечивать мою безопасность, создают обратный эффект. Слишком много замков и недостаточно времени.
Кто-то хватает меня за короткие волосы на макушке и оттаскивает назад, в то время как другая девушка тянется за бейсбольной битой. Слишком поздно. Я дико размахиваю ей в свою защиту и слышу женский стон, когда оружие попадает Анне Киркпатрик прямо в живот.
— Ты ёбаная сука, — кричит Киара, хватая биту и дёргая её так сильно, что она вылетает у меня из рук и разбивает фарфоровый чайник, который Виндзор оставил на кухонном столе. Он разлетается на куски, когда меня швыряют на кровать силой стольких рук.
От одной или двух девушек я могла бы отбиться. Но от девяти?
Я так облажалась.
— Давай поторопимся, пока не появился один из её мальчиков для игр, — говорит Илеана Тайттингер, открывая мой шкаф и доставая утюг. У каждого студента есть такой в общежитии. Мисс Фелтон любит выставлять замечания за мятую униформу. Я видела, как Крид и Зейд получали множество таких. Тристан, он предпочёл бы умереть, если бы у него была хоть одна неразглаженная складка.
— У тебя с собой бритва? — спрашивает Эбони Питерсон, и Эбигейл Фаннинг бросает что-то в её сторону. Эбони ловит его, а затем щелкает выключателем, пока Харпер включает утюг, а другие девушки, такие как Валентина Питт и Киара Сяо, удерживают меня на месте.
Я борюсь так сильно, что мне удаётся пнуть Эбони в её наманекюренную руку. Она роняет станок на пол, и пластиковые детали разлетается на куски. Мотор глохнет, и на мгновение воцаряется ошеломлённая тишина.
— Ты что, чёрт возьми, издеваешься надо мной? — рявкает Харпер, указывая пальцем на ванную. — Пойди найди какие-нибудь ножницы, или бритву, или, чёрт возьми, даже нож. Если мы снимем часть её скальпа вместе с волосами, для меня это не имеет значения.
Она проверяет утюг, горячий ли он, а затем хмурится. Он не должен был нагреться. Ещё нет.
Я сопротивляюсь ещё сильнее, размахивая руками и ногами. Если кто-нибудь приблизится к моему рту, я укушу. Сильно.
К сожалению, этого никто не делает.
— У меня есть бритва и немного крема для бритья, — говорит Бекки, вбегая обратно, а Илеана следует за ней по пятам. Они обе забираются ко мне на кровать и начинают втирать клубничный крем-гель в мои волосы.
— Не делайте этого, — говорю я, не особенно беспокоясь о своих волосах. Меня беспокоит всё более сильный нагрев утюга. — У меня здесь есть скрытые камеры. Что бы вы сейчас со мной ни сделали, это записано на видео. Всё транслируется в прямом эфире на мой телефон.
— Что ж, тогда это очень плохо, — произносит Харпер, постукивая по утюгу, а затем шипя. Улыбка появляется на том, что по праву должно быть очень красивым ртом. Каждый раз, когда она хмурится, эта иллюзия рассеивается, и злодей под маской принцессы поднимает свою уродливую голову. — У тебя сегодня нет с собой телефона, не так ли? И к тому времени, когда ты получишь его обратно завтра, ты будешь знать, что с нами лучше не связываться.
Бекки берёт бритву и начинает сбривать волосы по бокам моей головы. Они и так довольно короткие, но даже в этом случае одноразовая бритва не подходит для таких густых волос, и она быстро засоряется. Илеана выхватывает бритву, вытирает её о моё покрывало и пробует снова.
— Я возьму ножницы, — предлагает Валентина, направляясь на кухню и роясь в моих ящиках.
Тем временем у Харпер есть что-то в руке. Это кусок металла с короткой деревянной ручкой. На самом деле, чем дольше я смотрю на это… тем больше понимаю, что это похоже на клеймо, одно из тех, которыми владельцы ранчо клеймят своих коров.
Она замечает, что я смотрю, и поворачивает клеймо ко мне лицом.
— Тебе нравится? — спрашивает она, невинно моргая. — Мне сделали его на заказ. Здесь написано «Работяжка». Я подумала, может быть, мы могли бы запечатлеть это на твоём огромном лбу, чтобы весь мир знал, кто ты на самом деле. — Она хватает утюг с раскладной гладильной доски, которая хранится во встроенном настенном шкафчике, и прижимает его к моей обнажённой руке.
Боль настолько сильная, что я бью ещё сильнее, и мне удаётся оттолкнуть нескольких девушек. Хотя я этого почти не замечаю. Нет, вместо этого я погружена в эту раскалённую добела агонию покрывающейся волдырями плоти. Я начинаю плакать, даже не желая этого, так сильна боль.
Харпер убирает утюг со сгиба моего локтя и прижимает к нему клеймо, нагревая его.
Я всё ещё борюсь с другими девушками, из-за чего им чертовски сложно побрить меня наголо.
— Поторопись, Харпер. Сучка из Борделя намного сильнее, чем кажется. — Хныканье Илеаны заставляет мою голову пульсировать от подступающей мигрени. Или, ну, может быть, это ожог второй степени на моей руке. Трудно сказать.