— Вот как? — произнес Мишнофф.
Смена темы разговора, похоже, не доставила ему особого удовольствия. Ему все еще не давала покоя одна мысль, ворочавшаяся в мозгу тяжелым комком нехорошего предчувствия.
Берг улыбнулся молодому человеку:
— Понимаешь, Мишнофф, мы в Бюро — как, впрочем, и в Планетарном правительстве — по достоинству оценили быстроту твоего мышления и понимание ситуации. Если бы не ты, все могло окончиться очень трагично. Наша признательность вскоре обретет и вполне материальную форму.
— Благодарю вас, сэр.
— Но, как я уже сказал, об этом следовало бы задуматься в первую очередь многим из нас. Как получилось, что именно тебе пришли в голову такие мысли?.. Давай немного вернемся к истории событий. Твой коллега Чинг рассказал нам, что ты ему еще раньше намекал на некую серьезную опасность, связанную с нашей системой вероятностных моделей, и что ты настаивал на том, чтобы самому выйти наружу навстречу немцам, хотя и был явно напуган. Ты ведь ожидал увидеть там то, что действительно увидел, не так ли? Но почему?
— Нет, нет, — смутился Мишнофф. — Мне и в голову не приходило. Все случилось так внезапно. Я…
Неожиданно он исполнился решимости. Почему бы не сейчас? Они ведь выразили ему свою благодарность. Он доказал, что заслуживает их внимания. Одно из непредвиденных событий уже произошло.
— Есть еще нечто, — решительно произнес он.
— Да?
(С чего же все началось?)
— Во всей Солнечной системе жизнь существует только на Земле.
— Все верно, — благосклонно заметил Берг.
— Расчеты показывают, что вероятность развития любых форм межзвездных перелетов настолько мала, что ее можно приравнять к нулю.
— К чему ты клонишь?
— Все сказанное относится лишь к этой вероятности! Но должны же быть и другие вероятностные модели, где в Солнечной системе все же существуют иные формы жизни — так же, впрочем, как и в других звездных системах, обитатели которых пролагают все новые и новые маршруты между звездами.
Берг нахмурился:
— Теоретически.
— В одной из этих вероятностей их разведчики могут посетить Землю. Если они попадут в ту вероятностную модель, где Земля обитаема, то нас это не затронет и собственно Земля окажется вне сферы их зрения. Но если они попадут в ту вероятностную модель, где Земля необитаема, и развернут на ней свою базу или что-то вроде этого, то они могут случайно обнаружить одно из наших поселений.
— Почему наших? — сухо спросил Берг. — Почему не поселение немцев, к примеру?
— Потому что на один мир у нас приходится по одному поселению. А вот немцы так не поступают — их Земля иная. Возможно, очень немногие делают так, как мы. Так что можно ставить миллиарды против одного, что инопланетяне первыми обнаружат именно нас. И если это все же произойдет, они так или иначе найдут дорогу, по которой можно попасть на собственно Землю — в высокоразвитый богатый мир.
— Не попадут, если мы отключим преобразователь, — заметил Берг.
— Стоит им узнать о существовании преобразователей, и они постараются сконструировать свои собственные, — сказал Мишнофф. — Цивилизация, которая настолько разумна, что способна совершать перелеты в космосе, сумеет сделать это, а аппаратура в захваченном ими доме поможет им легко выйти на нашу собственную вероятность… И как нам потом договариваться с инопланетянами? Они — не немцы и не обитатели других Земель. У них, очевидно, совсем иные, чужие психология и мотивация поступков. А мы даже не принимаем никаких мер предосторожности. Мы спокойно продолжаем включать в свою систему все новые и новые миры, с каждым днем увеличивая шансы на…
От волнения его голос сорвался на крик, и Берг тоже закричал, обращаясь к нему:
— Чепуха! Это же просто смехотворно…
Раздался сигнал зуммера. На засветившемся экране передатчика появилось лицо Чинга.
— Извините, что прерываю вас, но… — послышался его голос.
— В чем дело? — вне себя рявкнул Берг.
— Здесь какой-то человек, и я не знаю, что с ним делать. Он пьян или сумасшедший. Он жалуется, что его дом окружен и какие-то существа заглядывают через стеклянную крышу его сада.
— Существа? — вскричал Мишнофф.
— Фиолетовые существа с большими красными венами, тремя глазами, а вместо волос у них что-то вроде щупалец. А еще у них есть…
Но Мишнофф и Берг уже не слышали остального. Они смотрели друг на друга, объятые смертельным ужасом.
Послание
Они пили пиво и предавались воспоминаниям, как и все мужчины, встретившиеся после долгой разлуки. Они воскрешали в памяти дни, проведенные под обстрелом. Они вспоминали сержантов и девочек, присочиняя в своих рассказах о тех и других. В воспоминаниях о прошлом страшные события тех дней казались забавными, и в памяти перебирались и извлекались наружу для проветривания детали, словно старые вещи, пролежавшие в забвении целых десять лет.
Включая, конечно, и вечную тайну.
- Как ты объяснишь ее? - спросил первый. - Кто ее начал? Второй пожал плечами:
- Никто не начинал. Просто все болели ею. И ты, полагаю, тоже. Первый издал смешок.
- Мне она никогда не казалась смешной, - мягко произнес третий. - Может быть, потому, что впервые я столкнулся с ней, когда попал под первый в своей жизни обстрел. Северная Африка.
- Правда? - полюбопытствовал второй.
- Это была моя первая ночь на берегу близ Орана. Я искал укрытие где-нибудь в местной хижине и внезапно увидел ее в свете яркой вспышки...
Джордж был вне себя от радости. Два года бюрократических проволочек - и он наконец-то в прошлом. Теперь он сможет дополнить свою статью о быте пехотинцев во второй мировой войне некоторыми подлинными фактами.
Из скучного и пресного тридцатого века, лишенного остроты военных событий, он на один миг - всего лишь один, но восхитительный и незабываемый - очутился в самом разгаре напряженнейшей драмы, разыгрывающейся в воинственном двадцатом.
Северная Африка! Место, где произошла первая с начала войны крупная высадка морского десанта! Как точно выбраны время и точка на местности физиками-темпоральщиками, просканировавшими всю зону! Этой точкой на местности была неясная тень деревянного строения, покинутого его обитателями. Ни один человек не приблизится к нему в течение определенного количества минут. За это время ни один взрыв не причинит ему серьезных повреждений. Своим пребыванием здесь Джордж никоим образом не повлияет на ход истории. Он будет «просто наблюдателем» - идеалом физика-темпоральщика.
Здесь было гораздо страшнее, чем он себе представлял. Вокруг все содрогалось от непрерывного грохота артиллерийской канонады, где-то над головой стремительно проносились невидимые самолеты. Небо разрывалось периодическими строчками трассирующих пуль и мертвенным свечением одиночных ракет, которые в медленном вращении падали вниз.
И здесь был он! Он, Джордж, был частицей войны, частицей той интенсивной жизни, которая навсегда ушла из мира тридцатого века и стала размеренной и неинтересной.
Ему показалось, будто он видит тени от продвигающейся вперед колонны солдат и слышит, как они тихо и осторожно обмениваются друг с другом короткими фразами. Как страстно он желал стать одним из них на самом деле, а не кратковременным самозванцем -«просто наблюдателем».
Он перестал записывать и невидящим взглядом уставился на перо ручки. Свет от встроенной в нее миниатюрной лампочки на мгновение загипнотизировал его. Неожиданно пришедшая в голову мысль ошеломила Джорджа, и он взглянул на деревянную балку, к которой прижимался плечом. Этот момент должен навсегда войти в историю. Его поступок наверняка ни на что не повлияет. Он использует старинный английский диалект, и поэтому никаких подозрений не возникнет.