Говорят, что кто-то из гостей однажды проболтался чужим дяденькам, уж очень этому гостю хотелось похвастаться, в какой чудесный домик его пригласили! И чужие дяденьки тут же помчались на вокзал, чтобы купить билет и добраться наконец до мамы, далекой от идеала, и ее детей. Но в билетной кассе не оказалось билетов, да-да! Они еще много раз приходили на вокзал, эти дяденьки, но им сказочно не везло: то вдруг поезд уходил на час раньше расписания и они, конечно, опаздывали; то вдруг поезд на ходу менял маршрут и сворачивал совсем в другую сторону. Эти упорные дяденьки даже как-то пытались пройти в вагон без билета (касса, видишь ли, не работала, и на стене рядом с окошечком была вывешена записка: «Сегодня не работаю, потому что не хочу. Кассир».) Но у них ничего не вышло: строгая проводница твердила толстым голосом: «Без билетов ехать не положено!» И даже начальник поезда, хоть и приходился дальним родственником одному из чужих дяденек, ничего не мог поделать…
Но для тебя, малыш, в кассе, конечно, всегда найдется билет. И мы обязательно съездим в гости к детям в их чудесный Собственный дом! Только сначала тебе надо немножко подрасти, а главное — научиться бегать чуть-чуть потише. А то дети, заслышав твои шаги, подумают, что до них добрались дяденьки в огромных башмаках, и ужасно испугаются!
Мне довелось побывать у них в гостях всего лишь разок. Ах ты Боже мой, до чего же славный домик у этих ребятишек! Он был не очень большой, но ужасно чистенький и уютный, а в маленьком садике, которым он был окружен, летом расцветал огромный куст шиповника, а осенью — сотни разноцветных астр. Даже елка, маленькая, но самая настоящая, росла в этом садике. В самом же домике была уютная кухонька с печкой, на которой любил погреться рыжий котик по кличке Хулиган, а еще там была чудесная спаленка, с окнами на юг, и перед этими окнами цвели круглый год разные домашние растения, которые в других домах ну совсем, совсем не желают цвести! И, конечно же, там была большая комната для гостей, в которой стоял буфет, битком набитый банками с клубничным вареньем, шоколадками, мармеладом и ромовыми бабами, такими сочными, каких я нигде больше не пробовал. В этой комнате, на маленьким круглом столике стоял игрушечный домик, вроде тех, какие продаются в магазине «Барби». Только этот домик был намного краше — его ведь своими руками сделали милые дети. Ты, конечно, уже догадался, кто жил в этом домике? Ну да, в нем жила мама, далекая от идеала! С мамой же случилось вот что. Всю дорогу, пока дети добирались до Собственного Дома, мама спала в спичечном коробке, да так крепко, что ее совсем не было слышно. И когда дети открыли коробок, им показалось, что мама и вовсе не дышит. Дети подумали, что она умерла, и горько, горько заплакали — у них ведь совсем никого больше не было! И вот, когда они плакали, одна слезинка (а может быть две или даже три) случайно капнула прямо в коробок, прямо на маму. Детские слезки ужасно горячие, дружок, и ужасно соленые. Даже солонее, чем та ужасная красная рыба, которой я объелся на прошлое Рождество. И когда на маму плюхнулась этакая соленость, да еще и горячая, как кипяток, она, конечно, сразу проснулась! Можешь себе представить, как обрадовались дети! Ведь даже самая маленькая мама — это больше, чем тысяча дяденек в огромных башмаках… Детки смастерили маме чудесную постельку из березовой коры и каждый день кормили маму парным молоком из пипетки. И, представь себе, однажды они заметили, что мама немножко подросла. Уж как они радовались! Тогда-то они и смастерили ей домик, и сделали его сразу побольше, так сказать, на вырост. Когда я гостил у детей, мама была уже величиной с мизинец. А сейчас она уже наверное совсем выросла и спит не в игрушечном домике, а в самой настоящей кроватке.
Вот такой же, как у тебя.
Вода мертвая, вода живая
Когда заметил Господь, что ученик да помощник его любимый Люцифер против учителя своего интригу плетет, сбросил Господь ученичка-то на Землю, вроде как в ссылку вечную. И там, где Люцифер, упав, о землю с размаху ударился, озеро глубокое образовалося. А вода в том озере не простая, а волшебная. Мертвой водою ее называют. Сначала и ведать никто не ведал, что это за вода. Но как-то раз у самых берегов озерных сраженье было, и много людей там померло, саблями посеченных. А как стали после битвы живые своих погибших товарищей водою из озера обмывать, чтобы похоронить честь по чести, так свойство-то воды и открылося. Обмоют мертвого водою и глянь — а раны-то и срастаются, а мертвый-то — уже и дышит, и на ноги встать норовит. Одна только беда (да уж всем бедам беда!) — тело-то от этой воды оживает, а душа-то — спит не просыпается. Вот и смотрит мать на сына воскресшего, а он ее не узнает, да и не только ее — никого из родных да близких будто и отродясь знать не знал! и хуже того — не только не помнит никого, но и чувств-то людских не ведает: ни жалости, ни любви, ни сострадания, ни радости светлой…