Идет по волнолому молодая англичанка. В одной руке шлейка, поддерживающая неуверенно ступающего ребенка, в другой — поводок, на конце которого бодро бежит похожая на сороконожку, с коротенькими кривыми лапками, с лиловым, свисающим до земли языком, длинная и низенькая такса.
Любовь англичан к таксам мне объясняли следующим образом. Когда в Англии налог на собак стали взимать в зависимости от их роста, расчетливые англичане начали обзаводиться таксами: собака «представительная», а налог небольшой. За верность этого объяснения ручаться, конечно, нельзя, но одно бесспорно — уж если здесь встретишь таксу, то ведет ее почти наверняка или англичанин, или слуга англичанина.
Как-то на волноломе я встретил сингала, который вел на цепочке крохотного, чуть побольше кошки, леопарда. Он отчаянно шипел при виде такс, обнажая острые белые зубы.
Опустел Форт, но еще оживленно в районе старого города — Петты, где с незапамятных времен находятся лавки местных торговцев продовольствием, мануфактурой и готовым платьем, обувью, скобяными товарами, кустарными изделиями. От Петты до европеизированного Форта совсем недалеко, однако они резко различны. Петта — азиатский район Коломбо. Улицы здесь уже, магазины меньше, люди в европейской одежде встречаются реже. На вывесках и рекламах почти нет европейских имен, да и европейская речь раздается нечасто.
Машины с трудом пробираются по лабиринту закоулков, заполненных пестрой толпой. Пешком тут доберешься скорее, тем более что на Цейлоне в отличие от других стран мира пешеход пользуется особым уважением. Нередко можно видеть, как колонна автомашин останавливается, чтобы пропустить одинокого пешехода, неторопливо пересекающего улицу.
И без того узкие тротуары Петты загромождены лотками торговцев, шумно расхваливающих свой товар. В лучах солнца переливаются полотнища шелка, сатина, ситца, яркие сари с цветным орнаментом или вышивкой. С ними соперничают желтые и зеленые связки бананов, коричневатые с зелеными листьями ананасы, горы красного и зеленого перца.
Здесь продают не произрастающие в наших краях фрукты. Желтоватая мякоть зеленого, величиной с кулак, продолговатого манго отдает йодом. Одновременно дыню и клубнику напоминают по вкусу плоды дынного дерева папайи. Под скорлупой коричневато-красного мангустана обнаруживаются полупрозрачные мягкие с косточкой внутри дольки, похожие на клубнику и ананас. Красные, желтые и зеленые колючки скрывают нежно-кисловатый плод рамбутана.
Тут же громоздятся на лотках «старые знакомые» — помидоры, огурцы, капуста, редька, горох. Все эти овощи растут на Цейлоне круглый год. А вот о яблоках, грушах, сливах и винограде придется забыть. Но именно о них почему-то вспоминаешь, глядя на лотки с тропическими фруктами.
С утра до позднего вечера на Петте не смолкает крик зазывал, шумный говор продавцов и покупателей, предлагающих, убеждающих, спорящих на сингальском, тамильском и английском языках.
Другой облик у Мараданы — района мелких ремесленников и оптовых торговцев лесом. Вдоль улиц тянутся мастерские; из дверей и окон их раздается дробный перестук молотков, визг пил и жужжание паяльных ламп. Прямо на тротуар летят стружки из-под резца токарного станка, установленного у порога металлической мастерской. Ветер вращает своеобразную рекламную мельницу — велосипедное колесо, в спицы которого вделаны небольшие лопасти, над дверью свисают автопокрышки и камеры. Здесь вулканизируют авторезину. Веселый перезвон доносится из мастерских жестянщиков, выставивших напоказ свою продукцию: ведра, миски, тазы, жбаны, корыта. Терпким запахом опилок несет от лесных складов.
В стране пока еще нет крупных промышленных предприятий, но недалеко от Коломбо уже строятся металлургический завод полного цикла и завод авторезины — первенцы цейлонской индустрии.
К юго-западу от Форта под кронами пальм и похожих на магнолии «темплтриз» — храмовых деревьев спрятались нарядные особняки местной знати и европейцев. Заботливо ухожены лужайки с коротко подстриженной на английский манер травой и цветочными клумбами. Сюда, в район «Коломбо-7», район шикарных вилл и посольств, городской шум не доносится.
Живописна столица вечером, когда загораются огоньки на небольших уличных рынках и в бутиках. На прилавках, а то и просто на тротуарах, освещенных коптящими плошками с кокосовым маслом и яркими керосиново-калильными лампами, продавцы разложили всякую всячину: фрукты, рыбу, зажигалки, кокосовые орехи, рубашки, овощи, электрофонари.
Гостеприимно распахнуты двери многочисленных кафе и закусочных. Видны пронизанные светом неоновых ламп батареи прохладительных напитков самых разнообразных оттенков — от ярко-оранжевого до ярко-зеленого. Прямо на обочину дороги выставил свой стол пекарь, на глазах у прохожих лепит он пирожки и жарит их на постреливающей маслом жаровне. Шум толпы перебивает звуки передаваемой по радио музыки.
Начали последний обход улиц торговцы-разносчики. Позванивают укрепленные на щиколотках ног продавца бетеля бубенчики. Зеленые листья этого растения, смешанные с орехами арековой пальмы и гашеной известью, употребляются в качестве острой жвачки, имеющей тонизирующее действие. После долгого жевания эта смесь превращается в ярко-красного цвета кашицу. Ее выплевывают прямо на тротуар. «Бетель — лучшее средство от всех забот, — шутят цейлонцы. — Бедным он помогает забыть о голоде, а у богатых возбуждает аппетит».
«Поль, поль, поль!» — распевает во все горло продавец кокосовых орехов, толкая перед собой тележку с гроздьями ярко-оранжевых плодов. «Малу, малу, малу!» — громко рекламирует свой товар торговец рыбой, несущий на плече бамбуковое коромысло с плетеными корзинками, из которых высовываются рыбьи головы и хвосты. Наигрывая на дудочке незатейливый мотив, едет на велосипеде мороженщик.
Ночь в тропиках наступает быстро. Не успевает багровый диск заходящего солнца опуститься в океан, как на небе загораются огромные южные звезды. Коломбо постепенно затихает.
Трудовой люд столицы уже отдыхает, набираясь сил для следующего рабочего дня, который начнется рано, с первыми лучами солнца. Лишь в барах фешенебельных отелей и ночных клубах еще продолжается жизнь.
В центре столицы, у дороги, ведущей из Форта к резиденции премьер-министра, на самом берегу океана возвышается серое здание парламента. Раз в год здесь происходит торжественная церемония открытия очередной сессии. К подножию широкой гранитной лестницы, ведущей в расположенный на втором этаже зал приемов, непрерывным потоком прибывают приглашенные. Их встречают служители парламента в белых одеждах с широкими красными перевязями через плечо и при больших медных бляхах.
Поддерживая черные мантии, по лестнице неторопливо поднимаются члены Верховного суда. Из-под белых нейлоновых париков выбиваются иссиня-черные волосы. Сотрудники Министерства иностранных дел в черных глухих сюртуках встречают и провожают на отведенные протоколом места послов и глав дипломатических миссий, аккредитованных на Цейлоне. В зале уже заняли свои места члены палаты представителей и руководители департаментов различных министерств. Отдельно, не‘смешиваясь с остальными присутствующими, сидят представители высшего буддийского духовенства. Они степенно обмахиваются веерами из листьев талипотовой пальмы.
Широким размашистым шагом, поднимая руки до уровня плеч, к парламенту подходит сводный почетный караул. Солдаты в черных беретах и цвета хаки английского образца форме. Их возглавляет оркестр. Гигантского роста тамбурмажор сверкающей булавой выписывает в воздухе замысловатые параболы. Бравурный марш исполняют темнолицые сингалы-волынщики в клетчатых шотландских юбках, белых гетрах и клетчатых пилотках и барабанщики в накидках из шкур леопарда.
Раздаются слова рапорта начальника почетного караула на сингальском языке (некоторое время назад они еще произносились на английском), и солдаты проделывают какие-то сложные, с многократными притоптываниями и прищелкиваниями каблуками, повороты и перестроения.
Премьер-министру, прибывшему вместе с членами сената — верхней палаты парламента, — особых почестей не воздается. Зато генерал-губернатора, подъехавшего в открытом «ролс-ройсе» в сопровождении кавалеристов в тюрбанах и со штандартами в руках, встречают салютом орудийных залпов.