— И все же дьявол с вами, раз даже пуля вас не берет!
— Ты думаешь, для этого нужна помощь шайтана? Это можно сделать и самим, без всякой посторонней помощи. Нужно быть лишь в меру умным человеком и чему-либо учиться. Разумеется, мы не боялись твоих пуль и твоей свинцовой дроби, которой ты сегодня так старательно заряжал ствол!
— Ага, ты осмотрел мое ружье?
— Нет, оно было приторочено к седлу, и твоя лошадь убежала вместе с ним.
— Тогда откуда ты знаешь, что я заряжал его свинцовой дробью?
— Я всегда знаю все, что надо знать. Теперь же ты можешь не возвращаться домой в Сбиганци. Ты пойдешь к своим союзникам, как и уславливался с ними.
— Я? Куда?
— Ты хорошо это знаешь. Разве они не опередили тебя, поехав через Энгели?
— Кто тебе сказал об этом, господин?
— Мне приснилось. Я видел во сне, как тебя ждут на плато по ту сторону Варзы. Ты приехал, спрыгнул с лошади и отыскал их, чтобы сказать, что мы, наконец, в такой поздний час отправились в путь. Потом вы все вместе поехали оттуда. Очень скоро ты отделился от остальных, чтобы поспешить сюда, где Суэф заманил бы их тебе в руки.
— Суэф! — испуганно вскрикнул он.
Его взгляд блуждал в поисках портного и, наконец, нашел его. Я сделал вид, что не замечаю того остерегающего взгляда, который бросил на него наш тщедушный знакомый. Казалось, этот сигнал успокоил миридита, так как он спросил:
— Кто такой Суэф?
— Твой друг.
— Я не знаю никакого Суэфа.
— Что ж, может быть, ты узнаешь его, если я, как надеюсь, прикажу выпороть его у тебя на глазах. Ты сговорился со своими спутниками, что не придешь, если я буду убит, а если нападение закончится неудачей, присоединишься к ним вечером. Все закончилось неудачей. Ты пойдешь восвояси?
Он не знал, что обо мне думать, но произнес мрачным тоном:
— Не понимаю, откуда ты все это знаешь; ну, да мне и не нужно знать. Давай скорее, убивай меня!
— Почему я должен тебя убить?
— Потому что я покушался на твою жизнь.
— Это не повод для меня, ведь я христианин и не плачу злом за зло.
— Ты разве не знаешь закона кровной мести?
— Знаю.
— Стало быть, ты знаешь, что я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы убить тебя?
— Я это знаю.
— И все же ты не убиваешь меня сейчас?
— Нет. Я же защитился от тебя; ты вообще не причинил мне никакого вреда. Этого достаточно. Мы, христиане, не знаем кровной мести; убийство у нас — это преступление, за которое приговаривают к смерти. Тебя же к убийству принуждает закон кровной мести, поэтому я не могу на тебя злиться, раз ты повинуешься закону.
Он смотрел на меня как во сне. Он не понимал моих слов.
— Но, — продолжал я, — подумай, заслуживаю ли я кровной мести. Я был заперт — мне надо было освободиться. Мне пришлось стрелять, но я не знал, что твой брат как раз сидел наверху. Он сам виноват, что в него попала моя пуля. С его стороны было большой глупостью там усесться.
— Господин, в твоих словах подмешано много правды.
— И почему он запер меня там, обрекая на голодную смерть? Что я сделал? Оскорбил его, обидел, ограбил или обокрал? Нет! Я пришел, чтобы навести справки о Жуте. Перед ним был выбор: рассказать мне или не рассказать; тогда бы мы жили в мире. Почему же он стал моим врагом?
— Потому что его друзья являются твоими врагами и потому что ты задумал погубить Жута.
— Я этого не хочу.
— Ты разыскиваешь его, и ты убил его свояка, Деселима. Тебя будут преследовать по законам кровной мести.
— Я не убивал Деселима; он украл мою лошадь, свалился с нее и сломал себе шею. Разве я убийца?
— Если бы ты позволил ему бежать! Но ты гнался за ним, преследовал его.
— Ах, значит, меня будут преследовать по законам кровной мести за то, что я не позволил украсть свою лошадь? Послушай, я питал к вам уважение, так как верил, что вы — храбрые, открытые люди. Теперь я вижу, что вы — трусливые, коварные негодяи. Вы — воры, жалкие воры, и если у вас отнимают награбленное вами, вы кричите, что нас надо судить по закону кровной мести. Так и хочется плюнуть в вас. Тьфу, шайтаны! Сейчас ваш Жут для меня — всего лишь жалкий мошенник, и все, кто служат ему, — ничтожные мерзавцы, которых я презираю. Ну, вставай-ка и беги отсюда! Я тебя не боюсь. Халеф, сними с него лассо!
— Сиди! — испуганно воскликнул малыш. — Ты с ума сошел?
— Нет. Развяжи его!
— Я этого не сделаю.
— Мне что, самому браться за это? Он не стрелял мне в спину, а сражался со мной в открытом бою. Прежде чем стрелять, он обратился ко мне с пышной речью, во время которой я мог бы убить его, если бы намеревался. Он не вероломный убийца, и я не хочу обращаться с ним, как с таковым. Сними лассо!