— Всех четырех.
— Куда они поехали?
— В… в… Радовиш. — Она запнулась, наверняка что-то не договаривая.
Поэтому я ей приказал:
— Говори все! Почему ты не говоришь о других местах? Если ты говоришь неправду, я положу тебя на лавку и выпорю.
— Господин, я все скажу. После Радовиша они собирались в Збаганцы.
— К мяснику Чураку, который там живет?
— Да, к нему.
— А потом в хижину в ущелье?
— Господин, ты и ее знаешь?
— Дальше!
— Больше мне муж ничего не говорил.
— Но он знает Жута.
— Наверное, но я его не знаю.
— У него со старым Мубареком свои счеты.
— Я не знаю, чем они занимались, — Мубарек чаще приходил к нам по ночам.
— Ты видела сегодня арестованных? Кого-нибудь из них знаешь?
— Только одного, он бывал у нас.
— Манах эль-Барша?
— Я не знаю его имени. Он торговец из Юкуба, вот и все.
— А кто такие аладжи тебе известно?
— Нет.
— Остальные двое — кто они?
— Это штиптары, самые отпетые негодяи, какие только среди них встречаются, — двое братьев, которые стреляют без промаха. У них есть гайдукский топорик, который всегда попадает в цель, как будто его бросает сам шайтан.
— Где они в основном обитают?
— Они везде, где можно кого-то ограбить или убить.
— Здесь они появлялись?
— В Остромдже — нет. Только в окрестностях. Там мы их видели в коджане. Это недалеко отсюда, в десяти часах езды верхом.
— Ты, похоже, хорошо знаешь эти места?
— Нет, что ты, я приблизительно говорю.
— Откуда родом оба брата, ты не знаешь?
— Говорят, они оба прибыли из Какандел, с гор Шар-Даг, где живут штиптары.
— Почему их называют аладжи?
— Потому что они скачут на двух конях. Это не лошади, а дьяволы, как и их хозяева. Наверное, они родились в тринадцатом месяце, в день, когда шайтан спускается с неба. Их хозяева ежедневно дают им на корм страничку Корана, поэтому они недосягаемы для пуль, быстры, как молнии, заговорены против болезней и ядов. О, беда! Что, если Мубарек позовет их, они меня выследят и убьют?!
— И ты веришь в это?
— Конечно, можно такое допустить, потому что обоих видели в наших местах. Будь осторожен. Тридцать человек охраны не помогут тебе против этих двух штиптаров.
— Можешь меня не запугивать, я все равно их не боюсь. Со мной мой защитник и страж — маленький хаджи, ты его видела.
У судьи вытянулось лицо, он поднял брови и спросил:
— Этот коротышка?
— Да, но ты его еще не знаешь.
— Действительно, плеткой он умеет орудовать. Но что сделает плетка против вооруженных злодеев?
— Что тебе сказать? Даже пятьдесят таких парней, как они, ничего не смогут поделать против моего хаджи. Я нахожусь под его защитой, и мне нечего бояться.
— Если ты так думаешь, тебе трудно будет помочь, ты пропал.
— О нет, да будет тебе известно, что хаджи ежедневно съедает не листок, а целую суру Корана. К тому же от его тела отскакивают даже пушечные ядра. Он уже глотал ножи, порох и серу, и все это так же хорошо усваивается, как плов.
Он окинул меня внимательным, изучающим взглядом и спросил:
— Эфенди, ты все это серьезно говоришь?
— Так же серьезно, как лошади обоих штиптаров неуязвимы от пуль!
— В это трудно поверить!
— Лошадей я тоже не видел.
— Это совсем другое дело.
— Нет, то же. Пожалуй, хаджи справится даже с сотней штиптаров.
— А можно его испытать?
— С чего начнем?
— Я выстрелю ему сзади в голову.
— Ну что ж, давай, — сказал я будничным тоном.
— И ты думаешь, он не заметит?
— Заметит, конечно, когда пуля будет отскакивать. Эта же пуля может ранить тебя. Даже если этого не случится, разгневанный хаджи станет наносить удары ножом в разные стороны, и как бы это не повредило твоему здоровью.
— А с чего он так разозлится?
— С твоего неверия. Он очень не любит, когда без его разрешения делают такие вещи.
— Так, выходит, мне лучше не браться за это дело? Или спросить у него разрешения?
— Да, это необходимо.
— Ты знаешь, у меня сейчас много важных дел. Ты уверен в том, что коджабаши виноват?
— Да.
— Тогда я передаю его и обоих стражей, оказавшихся его пособниками, в твои руки.
— Господин, как я управлюсь с ними без тебя?
— Это уж сам решай. Падишах, назначая на это место, облек тебя соответствующими полномочиями, и ты не должен ударить в грязь лицом.
— О да, я постараюсь быть строгим, но справедливым судьей. Стоит ли мне арестовать и эту женщину?