Он помолчал и ответил:
— О Аллах, это сложный вопрос, я должен подумать.
— Не надо, а то у тебя уйдут на это все умственные силы.
— Пожалуй. Так ты заплатишь?
— Подожди. Я спрашиваю: кусок вырван из сюртука или сюртук вырван из куска? Я спокойно стоял и держал. А баши рванулся из сюртука.
«Судья» какое-то время стоял, молча уставившись в землю, а потом вдруг громко вскричал:
— Послушайте, жители Остромджи! Вы знаете, насколько справедливы ваши судьи! Я принял решение от имени Корана, что сюртук вырван из куска. Вы того же мнения?
Многоголосое «да» было ему ответом.
— Тогда ты, эфенди, ответь еще на один вопрос. Ты должен был оплатить сюртук, потому что мы считали, что ты его порвал. Сейчас ты не изменишь свое решение по его оплате?
— Совершенно верно, — заметил я, внутренне ликуя по поводу его нелогичных построений.
— Ну и кто же его порвал?
— Коджабаши.
— И кто будет платить?
— Он сам.
— И куда пойдут деньги?
— В судебную кассу.
— И сколько он заплатит?
— Столько, сколько стоит целый сюртук.
— Это верное решение, но нужно определить цену.
— Он был старым и подержанным. Я бы не дал более пятнадцати пиастров.
— Эфенди, это мало.
— Но он большего не стоит.
— Что такое пятнадцать пиастров для кассы падишаха?
— Падишах охотно принимает и меньшие подношения!
— Ты абсолютно прав. Но достойно ли коджабаши носить такой старый сюртук?
— Вряд ли.
— Вот и я так думаю. Достоинство чиновника требует, чтобы он носил добротную длинную одежду. Сколько стоит новый сюртук?
— На базаре в Стамбуле я видел такие вещи за двести и даже триста пиастров.
— Так вот, я сделаю ему строгое внушение, что он неуважительно относился к своей одежде, и приговариваю его к штрафу в пятьсот пиастров. Если он не в состоянии представить деньги, я возьму их имуществом. И сейчас оба его охранника примут его под стражу и запрут. Таков закон.
Баши пытался что-то возразить, но мне уже надоело все это представление. Я кивнул троим моим спутникам и удалился.
За воротами стояла женщина, которая приблизилась, как только увидела меня. Это была Набатия.
— Господин, — сказала она, — я ждала тебя. Я боюсь.
— Кого, меня?
— О нет. От тебя нельзя ожидать зла. Я боюсь за свою жизнь.
— Отчего же?
— Я боюсь мести этих господ. Ты кому-нибудь сообщил о том, что я тебе все сообщила?
— Нет, ни слова.
— Спасибо. Я могу быть спокойной?
— Абсолютно. Я позабочусь о том, чтобы тебя никто не тронул. Придет день, и я навещу тебя.
— Эфенди, тебя послал мне Бог, твой приход — как восход солнца. Пусть Аллах даст тебе спокойный сон и счастливые сны!
Она было пошла прочь. Тут я подумал о том, что мне пришло в голову еще на горе. Я снова окликнул ее и спросил:
— Знаешь растение хадад-дерезу?
— Да, оно колючее и на нем горькие ягоды, похожие на перец.
— Оно растет здесь?
— Здесь нет, в Банье.
— Жаль, мне нужны листья.
— Это легко устроить, у аптекаря они должны быть.
— А против каких болезней их применяют?
— Прикладывают на нарывы. Горячая настойка идет на лечение ушей, флюсов, против темноты в глазах и трещин на губах.
— Спасибо тебе, Набатия, я обязательно куплю себе его. У этого растения удивительные свойства, которые я хочу испытать на себе.
На обратном пути оба стражника болтали о тех подвигах, которые они могли бы совершить, повстречайся им четверо разбойников. Я слушал их вполуха.
Придя в наше жилище, мы с Халефом поднялись наверх, но заснуть сразу не смогли. Насыщенный событиями день никак не хотел отпускать память.
— Сиди, — заговорил первым Халеф. — Сколько мы здесь уже пробыли?
— У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь больше, чем необходимо.
— У меня тоже. Что-то местные мне не нравятся. Давай уедем отсюда поскорее — завтра.
— Завтра? Тогда уж сегодня. Завтра уже наступило. Навещу Набатию и сразу уедем.
— Если нас ничто и никто не заставит остаться.
— Я никому не позволю нам помешать.
— Правильно ли я наказал коджабаши плеткой?
— Гм.
— Или же мы должны были спокойно сносить его поведение?
— Нет, в этом случае ты повел себя верно. Он заслужил свое.
— И другой тоже.
— Кого ты имеешь в виду, Халеф?
— Этого казия-муфтия. Такой же мерзавец, как и остальные. Как же я обрадовался, когда ты разрешил мне пустить в ход плетку!