— Почему, сиди?
— Я подозреваю, что аладжи поручили ему нас караулить.
— Ах! Поэтому ты щуришься, когда смотришь на него. Я сразу подумал, что ты ему не доверяешь. Но чем он нам может навредить?
— Он сообщит обоим штиптарам, что мы уедем отсюда в полдень.
— Он сказал, что не поедет.
— Поверь, он солгал. Если он направится сейчас домой, выберись из города и спрячься где-нибудь на дороге, ведущей в Радовиш. Как только он поедет туда, сразу извести меня.
— А если нет?
— Тогда часа через два ты вернешься. Позже он уже, наверное, не поедет.
Тем временем я узнал, где найти цирюльника, и направился к нему, чтобы подстричь бороду и волосы. Он тоже видел чудо, свершенное нами. На Востоке в каморках цирюльников вечно толпится народ, обмениваясь новостями, поэтому я не удивился, увидев, что комната полна людей.
Они молча внимали любым моим движениям, пока цирюльник стриг меня.
Кто-то из сидевших у меня за спиной то и дело тянулся, стараясь схватить падавшие волосы, пока цирюльник, отчаявшись строить ему свирепые гримасы, наконец больнехонько не пнул его ногой, крикнув:
— Вор! Что упало, то мое. Не воруй у меня!
На обратном пути я зашел в две лавки, в одной из которых торговали чулками, а в другой — очками. В первой я купил пару длинных чулок, доходивших до бедра, а во второй — очки с голубыми стеклами.
Еще в одной палатке я приобрел зеленую ткань для тюрбана, который подобает носить лишь потомкам пророка. Теперь у меня было все, что нужно.
Я отсутствовал более часа. Когда я вернулся, Халеф был уже дома.
— Сиди, ты прав, — промолвил он, — Парень сбежал.
— Когда?
— Направился домой и через несколько минут уехал.
— Значит, он заранее готовился к отъезду.
— Конечно, иначе ему надо было седлать всю свою кавалерию.
— И на чем он поехал?
— Он поехал на муле и повел за собой четырех груженых ослов; каждого из них привязал к хвосту ослика, шедшего впереди, а переднего — к хвосту мула.
— Ехал он медленно?
— Нет. Похоже, он спешил.
— Наверное, хотел как можно быстрее известить кого-то. Ладно, нам это не повредит. Я поеду сейчас, а вы покиньте Остромджу в полдень.
— А помнишь, что ты сказал мне перед сном? Так и будет?
— Конечно.
— Я поеду на Ри?
— Да, а я возьму твою лошадь. Оседлай ее, а потом снова выбирайся из города; только надень туфли, в которых ты молишься.
— Для чего, сиди?
— Ты одолжишь их мне, а я оставлю тебе свои высокие сапоги.
— Мне их надеть?
— Нет, малыш, ты утонешь в них. Еще я дам тебе сейчас на хранение все остальные мои вещи; особенно береги ружья. Ну а я пока попрощаюсь.
Последнее далось мне, конечно, труднее, чем я думал. Хозяин постоялого двора, Ибарек, тоже решив направиться домой, обещал мне как следует отхлестать плеткой обоих братьев, приютившихся у него, но я не верил, что у этого храбреца достанет мужества так поступить.
И вот наконец-то я уселся в седло. Оба трактирщика удивились, что я не стал седлать жеребца, но я не выдал им своих намерений.
За городом меня ждал Халеф; рядом стояла Набатия.
— Господин, — сказала она, — я услышала, ты решил нас покинуть, вот потому и пришла. Я хочу еще раз тебя поблагодарить, пока нас никто не видит. Теперь буду думать о тебе и никогда тебя не забуду.
Я пожал ей руку и быстро ускакал прочь. Мне было жаль глядеть в ее глаза, мокрые от слез.
Халеф еще немного следовал за мной, пока мы не поравнялись с зарослями кустарника. Там я спешился и отошел за кусты.
Маленький хаджи принес с собой горшок, в котором находился отвар садара. Я попросил его взять в руки тряпку, специально для этого захваченную, и осторожно смочить мне отваром бороду и волосы на голове.
— Сиди, почему ты велишь мазать свою голову этой бурдой? — спросил он.
— Скоро поймешь.
— Ты красишь волосы?
— Я думаю, ты будешь поражен.
— Я прямо сгораю от любопытства. А зачем ты достал из сумки эти длиннющие чулки? Ты их хочешь надеть?
— Да, и туфли, в которых ты молишься, тоже.
Всю дорогу малыш возил с собой эти туфли на случай, если доведется посетить мечеть, ведь там же надо снимать обувь.
Закончив намазывать мне голову, он стянул с меня дорожные сапоги, а я надел вместо них чулки. Туфли были мне чуть-чуть маловаты, но все же подошли. Глянув еще раз на меня, он удивленно сложил руки и воскликнул:
— О Аллах! Какое чудо! Твои волосы совсем посветлели.