— Ну, почему ты не скажешь ничего? Хороший бакшиш получил?
— Да, бакшиш! Я тут кое-что другое получил, а вовсе не бакшиш, — в явном раздражении бросил он. — Люди все хуже становятся. Нельзя доверять даже святым.
— Ты, наверное, имеешь в виду старого Мубарека? — спросил я его.
— Как ты о нем догадался? Дружок, что ли, его?
— О нет, скорее полная его противоположность. Мы — штиптары, о которых он вас предупреждал.
— Аллах, аллах! — ужаснувшись, воскликнул старик. — Так я и думал! Надеюсь, господин, ты пощадишь нас. Мы очень бедные люди. Мои внуки срезают ивняк у реки, а сын плетет из него корзины. Я же совсем никуда не гожусь, даже лозу не могу ошкурить. Ты же видишь, что пальцы у меня скрючились от подагры.
Он вытянул руки.
— Успокойся! — ответил я. — Разве ты видел хоть раз, чтобы штиптар носил тюрбан пророка?
— Нет, никогда.
— Среди штиптаров нет никого, кто бы вел свое происхождение от пророка; значит, я не разбойник.
— Но ты же только что сказал, что вы — те самые штиптары, о которых нас предупреждали.
— Да, мы те самые люди, но, что мы штиптары, это, конечно, ложь.
— А где же хозяин этого скакуна?
— Это я. Мы поменялись лошадьми, и я переоделся, чтобы люди, которые хотели нас схватить, не сразу нас узнали. Послушай, а на тебя, похоже, Мубарек произвел плохое впечатление?
Я адресовал вопрос сыну, а тот ответил, обращаясь к отцу:
— Да. Впрочем, не только на меня, но и на свояка. Ты видел их лошадей?
— Как я мог видеть? Было раннее утро. Я еще в постели лежал, и дом был окутан туманом. Так что же случилось с зятем?
— Его обокрали!
— О Аллах! Этого бедного человека, который только что потерял жену — твою сестру и мою дочь. Что они взяли у него?
— Лучшую из двух лошадей.
— О небеса! Почему они отняли лошадь у него! Они могли бы обворовать богатея, которого щедро осыпал дарами Аллах. Так, значит, Мубарек был заодно с ними? С каких это пор святые отшельники превратились в конокрадов?
— Нет таких святых, как прежде. Всюду хитрость, ложь и обман. Будь передо мной самый набожный марабут[10] или самый знатный шериф, все равно ему не поверю.
При слове «шериф» он бросил выразительный, полный недоверия взгляд в мою сторону. Теперь я знал, что он пережил, и понимал, на что он намекал. Поэтому я сказал ему:
— Ты прав. В этом мире много лжи и коварства. Но я хочу быть честным и откровенным с тобой. Я не штиптар и не шериф, я франк, не имеющий права носить зеленый тюрбан. Посмотри-ка сюда!
Я снял тюрбан и показал мою шевелюру.
— Господин, — испуганно воскликнул он, — какой ты отважный человек! Ты же рискуешь жизнью!
— О нет, это не так страшно. В Мекке, конечно, было опаснее, чем здесь, где живет много христиан.
— Так ты не мусульманин, а христианин?
— Я христианин.
— И носишь на шее хамайл — Коран, который написали в Мекке и который получают лишь те, кто бывал там!
— Да, я везу его оттуда.
— И при этом ты христианин? Не верю этому!
— Я тебе докажу. Вспомни, что ваш Мухаммед преклонял в молитве колени перед Иисусом Христом, Сыном Божьим. Разве не мусульманин это сказал?
— Нет, не может быть. Ты клевещешь на нашу веру, но этим ты доказал, что ты христианин, франк. Быть может, именно ты подстрелил руку Манаху эль-Барше?
— Когда это случилось?
— Вчера вечером возле хижины Мубарека.
— Разумеется, это был я. Так я попал в того человека? Было темно, и я не мог различить людей. Ты знаешь об этом случае?
— Они постоянно говорили об этом. Так вы, наверное, те чужеземцы, что арестовали Мубарека и остальных троих.
— Да, это мы.
— Господин, прости, что оскорбил тебя. Конечно, я слышал о тебе только плохое, но зло, сказанное о ком-то дурными людьми, превращается в добро. Раз вы враги тех воров и мошенников, стало быть, вы хорошие люди.
— Теперь ты доверяешь нам?
— Да, господин.
— Так расскажи нам, как ты сошелся с этими людьми?
— Хорошо, господин. Слезь с коня и сядь на скамью. Отец уступит место на время моего рассказа.
— Благодарю тебя. Пусть он спокойно сидит. В его волосах седина, я же еще молод. Правда, у меня болит нога, поэтому я останусь лучше в седле. Рассказывай!
— Это было сегодня утром; я только встал, чтобы взяться за дневные дела. Туман был еще густ; в нескольких шагах от меня ничего не было видно. Вдруг я услышал, как к хижине подъехали всадники; они остановились и окликнули меня.
— Они тебя знали?
— Мубарек меня знал. Когда я вышел на улицу, то увидел четырех всадников, которые вели с собой вьючную лошадь. Один из них был Мубарек; в другом, когда рассвело и мы находились уже в пути, я узнал Манаха эль-Баршу, бывшего сборщика налогов из Ускюба[11]. Они направлялись в Ташкей и спросили меня, знаю ли я дорогу туда. Я сказал, что да, и они обещали мне бакшиш — не меньше тридцати пиастров. Господин, я бедный человек, и тридцать пиастров не заработаю за целый месяц. К тому же я знал Мубарека и почитал его за святого. Поэтому я с радостью согласился стать его проводником.
10
Марабут — у мусульман: отшельник, дервиш, местный святой, непосредственно общающийся с Аллахом.