— Господин… эфенди… Кто… Кто ты? — спросил он.
— Я уже сказал тебе.
— Ты сказал правду?
— Ты осмеливаешься уличать меня во лжи?
— Нет, ради Аллаха, нет, ведь я знаю, что ты, что…
Он не мог дольше говорить, объятый сомнениями и страхом.
— Что такое? Что ты знаешь обо мне?
— Ничего, вообще ничего, кроме того, что ты писарь и живешь в Стамбуле.
— Тогда отчего ты говоришь какие-то странные вещи?
— Странные? Ах, господин, тут нет никакого чуда, ведь ты похож на того, о ком я подумал, что он — это ты, о ком… о Аллах! Ты прав. Я совсем запутался, ведь очень уж вы похожи.
— На кого я так похож?
— На покойного эфенди.
— Ах! А когда он умер?
— Сегодня — в пути.
— Печально, когда правоверный умирает во время дорожных тягот. Его ближним не дано напутствовать его сурой, читаемой в час смерти. Отчего же он умер?
— Он был убит.
— Ужасно! Ты видел его труп?
— Нет, господин!
— Тебе сообщили о его смерти другие люди?
— Так.
— Кто же его убил?
— Неизвестно. Он умер среди леса на пути в Остромджу.
— А я ведь недавно тоже проезжал через этот лес. Почему я ничего не слыхал об убийстве? И почему его убили?
— Ему отомстили.
— Кровная месть?
— Нет. По неосторожности он совершил в Остромдже форменную революцию, натравил на себя людей, а вечером даже сжег жилище одного благочестивого человека.
— Да, такое преступление Аллах никогда не прощает.
— О, этот человек не верил в Аллаха. Он был гяур, христианин, пожирающий свиней.
— Тогда перед ним разверзнется ад.
— Так вот ему отомстили: его подкараулили и убили.
— Он был один?
— Нет. С ним были еще трое.
— Где же они?
— Пропали. Говорят, они тоже убиты.
— Куда же отвезли его труп?
— Не знаю.
— Странно! Так я похож на этого неверного?
— Фигура у тебя точно такая же и лицо, только волосы и борода короче и намного светлее, чем у него.
— Отрадно слышать, что между ним, гяуром, и мной, шерифом, все же есть разница. А ты кто такой?
— Бакаджи из Остромджи.
— Тогда ты и впрямь все доподлинно знаешь. Гм! А вот я сегодня слышал в пути о двух разбойниках, двух штиптарах, которых зовут «пегими». Ты слышал когда-нибудь о них?
— Да, ведь мы, посыльные, обо всем знаем.
— А ты знаешь их?
— Нет, господин. Как может честный человек знаться с разбойниками? Что мне с ними делать?
— Их видели сегодня утром вблизи Остромджи.
— Да будет Аллах милостив к сему месту!
— Был с ними и один бакаджи. Помнится, его звали Тома.
Посыльный вздрогнул от ужаса, а я спокойно спросил его:
— Ты его, может быть, знаешь?
— Очень хорошо. Он… он мой друг.
— Предупреди его, если встретишь. Этого человека разыскивает полиция.
— Аллах, Аллах! За что?
— Он пособник убийц, он выдал этого христианина убийцам — двум аладжи. Он сказал им, когда четверо чужеземцев покинут Остромджу.
— Это… это правда? — пролепетал он, заикаясь.
— Убитый сам рассказал.
— Разве мертвецы говорят?
— Он не умер, он не убит. Никто не знает, что его хотели убить, никто, кроме тебя, Тома.
Посыльный вскочил с места.
— Ты меня знаешь? — ошеломленно воскликнул он.
— Да, и те тоже тебя знают.
Я снял очки и тюрбан и указал на дверь, в которую вошли Оско, Омар и Халеф. На какие-то секунды посыльный застыл от ужаса, ведь теперь он узнал меня. Затем он воскликнул:
— Мне надо уходить, немедленно уходить! У меня срочные дела!
Он метнулся к двери, но Халеф уже схватил его за воротник.
— Почему же, дружище, ты решил нас так спешно покинуть? — спросил он приветливым тоном.
— Потому что у меня еще очень много хлопот.
— Я думаю, ты хлопочешь, лишь пока едешь сюда. Значит, ты выполняешь поручения и по пути в Остромджу?
— Да, конечно; не теряю времени даром.
— А мы можем кое-что отослать с тобой?
— Кому?
— Я это напишу.
— А что за посылка?
— Приветствие, всего лишь приветствие.
— Охотно это выполню; только позвольте пройти!
— Так не пойдет. Тебе придется подождать, ведь я прямо сейчас собираюсь написать тебе приветствие, да и адрес в придачу.
— Много это займет времени?
— Нет. Подобные дружеские послания я не обременяю подробностями. Мне не нужны ни бумага, ни чернила, ведь я пишу на недубленом пергаменте. И плату посыльному прилагаю тут же. Карандаш я оставил снаружи, в конюшне. Тебе придется пройтись со мной туда, любезный Тома. Идем!