Выбрать главу

— Это тромбон. Он подал сигнал к выступлению.

Комната опустела. Перед дверями раздался голос маршала. Он разделил свое войско на два отряда, и герои пришли в движение.

Несколько громовых звуков тромбона повели армию в атаку. Флейта попыталась залиться трелью, но захлебнулась, испустив яростный свист. Затрепыхался барабан, затем вступил тамбурин, но гитары и скрипки не было слышно. Их нежные, мягкие звуки стихли, подавленные канонадой других, более воинственных инструментов.

Постепенно, по мере удаления войска, мелодии стали слабеть. Но и теперь казалось, что где-то за домом бушует буря. И вот, наконец, она утихла; до нас доносилось лишь слабое попискивание, напоминавшее звуки, которые раздаются, когда из шарманки выходит воздух.

Мы оставили наших храбрецов геройствовать, а сами достали свои чубуки. Во дворе горели несколько костров, на которых, видимо, жарили баранов, стоивших меньше талера штука. Отчего бы тут не расщедриться?

Хозяину нечего было делать. Он подсел к нам, раскурил трубку и принялся гадать, пойман ли кто-то из тех, кого мы наметили схватить. А может, все четверо? А может, никто?

Была в его лице одна черта, которая выдавала в нем некоторую скрытность. Он был человек честный, в это я верил, но сейчас он скрывал от нас одну вещь, которая касалась затеянной нами блестящей военной кампании.

— А если они потерпят неудачу, — сказал он, — что тогда?

— Тогда мы не поймаем мошенников.

— Я имею в виду пиво.

— Оно уже выпито.

— А бараны?

— Уже съедены.

— Ты говоришь мудрые вещи, господин, ведь если аладжи скрылись, то тут бессильны даже самые храбрые люди.

— Маршал уже постарался сделать все, чтобы они скрылись. Он оповестил их своим оркестром. Или он еще до этого предупредил их?

— Предупредил? Что ты хочешь этим сказать?

— Он мог сбегать к ним и спокойно доложить, что они напрасно нас караулят, ведь мы находимся уже у тебя.

Он испытующе глянул на меня, пытаясь понять, серьезно ли я это говорю.

— Эфенди, что ты выдумываешь!

— Я говорю лишь то, что вполне могло быть или что вероятнее всего и случилось. При первом же удобном случае он сказал им, чтобы они шли куда-нибудь в другое место, поскольку он поведет в атаку на них отважных ополченцев.

— Такого он не сделает. Он же нарушит свой долг.

— А по твоему приказу сделает?

Он покраснел, посмотрел в сторону и ответил неуверенным голосом:

— Ишь чего ты мне приписываешь!

— Еще бы! Уж очень ты ловкий человек. Ты совсем перестал волноваться за своих героев, да и первый из них заявился так поздно, что я впрямь верю: наверняка твой запти совершил небольшую вылазку в заросли. Но я не собираюсь упрекать тебя за то, что ты заботишься о жителях этого местечка. Надеюсь, мало кто из них погибнет.

Я сказал это шутливым тоном. Он ответил, наполовину соглашаясь со мной:

— Они будут сражаться, как львы. У них, конечно, нет такого оружия, как у вас, зато они знают, как употребить свое. Их ружьем не выбить железную скобу из доски. Такого тяжелого оружия, как у вас, я еще никогда не видел.

Он взял мое ружье, стоявшее у стены, и взвесил его на руках.

— Ты не устал носить его?

— Нет, я привык.

— Почему у вас мастерят такие тяжелые ружья? Рука же заболит прицеливаться.

— Сейчас такие ружья уже не мастерят. Это очень старое ружье. С ним охотились на медведей, и поэтому его звали «медвежебоем». В Америке есть медведь с седой шкурой. Он так силен, что утаскивает быка. В прежние времена пули были такими, что не брали этого медведя, и лишь из тяжелого ружья, вроде этого, можно было сразить его наверняка.

— Ты тоже убивал таких медведей?

— Да. А для чего ж еще у меня ружье?

— Почему ты тогда не расстаешься с ним здесь, где нет никаких медведей?

— Потому что во время моего путешествия я побывал в тех краях, где хоть и нет никаких медведей, но зато водится другое крупное зверье. Из этого ружья я стрелял львов и черных пантер. Вес его таков, что можно спокойно прицелиться, даже держа ружье в руках. Оно не раз сослужило мне хорошую службу, в чем ты мог убедиться сегодня.

— Оно заряжено?

— Да. Сделав выстрел, я сразу перезаряжаю ружье. Так поступают охотники.

— Тогда я лучше положу его. А что особенного в другом ружье?

Следует заметить, что мы сидели за столом, стоявшим возле открытого ставня. Я сидел лицом к окну, а Халеф — спиной к нему. Справа от меня находился хозяин, слева — Омар, а за спиной у меня стоял Оско, который только что набил свою трубку и встал со своего места, чтобы раскурить ее от лампы. Он остановился у меня за спиной, посматривая на хозяина, который положил «медвежебой» на стол так, что он по счастливой случайности оказался у меня под рукой. Теперь хозяин взялся за карабин «генри».