— Как хочешь, сиди, — равнодушно ответил малыш.
Склон, который вел на плато Йерсели, был покрыт лесом, но на самом плато расстилались роскошные поля и луга. Мы оставили позади себя перелесок и ехали по широкой, ровной лужайке, поросшей короткими, узкими стебельками травы. Порой какой-нибудь куст заслонял кругозор.
Тут мы наткнулись на конский след, который поднимался слева и потом устремлялся в нашем направлении. Я остановился и, наклонившись, но не слезая с седла, осмотрел его.
— Что ты там ищешь? — спросил портной.
— Хочу посмотреть, кто здесь проехал, — ответил я.
— Как же ты это посмотришь?
— Ты этого не знаешь. Я же вижу, что это был миридит. Он проехал здесь примерно четверть часа назад.
— Как ты можешь такое утверждать!
— Могу! Примятая трава точно указывает мне время. Едем дальше.
Сейчас мне приходилось смотреть в оба — приглядывать и за конским следом, и за портным. Я заметил, что тот пытается справиться с некоторым волнением. Его взгляд беспокойно блуждал, но смотрел он все зорче и зорче. Он поглядывал то влево, то вправо и, как мне показалось, особенно внимательно всматривался в кусты, мимо которых мы проезжали.
Была ли у него на то какая-то определенная причина? Наверняка! Поэтому я тоже вглядывался в эти кусты; вскоре я догадался, что миридит подавал тайные знаки нашему проводнику.
То слева, то справа виднелась отогнутая ветка, указывая направление, которого мы должны были держаться.
Конечно, они сговорились и наверняка были уверены, что придумали нечто невероятно умное. Я мог бы молча использовать их оплошность, но мне не хотелось, чтобы этот портной в душе насмехался над нами. Пусть он предвидел засаду, а мне захотелось ее предсказать.
Поэтому я снова остановился как раз, когда мы поравнялись с одним из этих знаков, и сказал Халефу:
— Хаджи, видишь эту сломанную ветку?
— Да, господин.
— Кто ее сломал?
— Какой-нибудь зверь.
— Это мог быть только крупный зверь; значит, мы должны были заметить его следы.
— Трава вроде бы выпрямилась; ничего не видно.
— В таком случае прошло уже много часов с тех пор, как ветку сломали. Значит, она обязательно должна была засохнуть. А что мы видим? Ветка по-прежнему свежая и сочная. Стало быть, прошло не более четверти часа с тех пор, как ее сломали.
— Кто же ее сломал и что нам за дело до этой ветки? Почему ты так заинтересовался ей?
— Потому что она рассказала мне целую историю.
— Историю? Сиди, я знаю, что ты, как никто иной, умеешь читать по следам целые истории. Вот теперь перед нами отчетливый след миридита. И что нам проку в одной этой ветке?
Портной держался в стороне, спокойно посматривая на меня с некой затаенной угрозой во взгляде. Уголок его рта был слегка приоткрыт и немного отведен в сторону, что придавало лицу глумливое выражение.
— А если ты не знаешь, что рассказала мне эта ветка, может быть, наш проводник Африт наблюдательнее тебя, — промолвил я.
Портной тут же сделал изумленное лицо и ответил:
— Господин, я ничего не знаю и ни о чем не догадываюсь, да и ты не знаешь ничего. О чем расскажет такая ветка?
— О многом.
— Да, она поведает о том, что все земное преходяще. Еще вчера она зеленела, а ныне она вянет и сохнет.
— Да, и, очевидно, она говорит мне, что я тоже обречен на смерть.
— Неужели? Не понимаю тебя.
— Что ж, я уверен, что ветку эту сломал миридит.
— Для чего?
— У него был особый умысел. Разве ты не заметил другие ветки, сломанные вдоль нашего пути?
— Нет, господин.
— Это, как я заметил, уже одиннадцатая по счету.
— Это — случайность.
— Можно, конечно, задумавшись о чем-то и машинально перебирая пальцами, сломать веточку на ходу или скаку, но сломать одиннадцать веток то слева, то справа, можно лишь с определенным умыслом.
— Хотел бы я знать этот умысел.
— Так присмотрись! Ты, вероятно, заметишь еще несколько таких знаков. Ты увидишь, что все сломанные ветки указывают в одну и ту же сторону.
— Конечно, потому что зверь бежал в том направлении.
— О звере не идет речь. Ветка сломана слишком высоко. До нее доберется лишь всадник, вытянув руку. Ее не заденет ни косуля, ни олень своими рогами. Кроме того, миридит, как видно по его следу, все время уклонялся то влево, то вправо, приближаясь к кусту, где был оставлен знак.