— Нет, давай попробуем, как вчера, — просит он Алешку.
Алешка с полуслова понимает.
Осторожно и плотно привязывает он тесемкой к забинтованной культе брата ложку. Тот морщится, но терпит. И вот Витюшка медленно, сдерживая дрожь, конечно, половину проливая, все же сам несет ложку ко рту.
Все стараются не смотреть на Витюшку, на лужицу супа у тарелки, ведут обеденную беседу.
— Колхоз восстанавливаем, — сообщает мать, — собрали на конный двор плуги, бороны, все, что уцелело…
— Ясное дело, в одиночку не проживешь, — откликается бабушка.
Кончили обедать, мать снова спешит в поле на работу.
Остальные тоже разошлись по своим делам. И опять Витюшка остается без дела. Беспокойно и тоскливо слоняется по усадьбе. Алешка копается на пепелище.
— Витек! — кричит он брату. — Знаешь, что я выкопал? — В руках у него запачканный в золе продолговатый фанерный ящичек. — Твои краски. Нашел под обгорелыми бревнами.
Витюшка вспомнил. В день прихода немцев спрятал он ящичек с красками в подпол, засунул под перевод. Алешка взглянул повнимательнее на помрачневшее лицо брата, затих. И сразу же умчался на улицу.
Ящичек с красками лежал на скамейке. Витюшка глядел на него, а на сердце было очень тяжело.
Весной в прошлом году он принес свои рисунки в школу, и все хвалили: «Способности у тебя есть и, несомненно, большие», — отметил тогда Дим Димыч.
Вечером с работы вернулась мать.
— Опять загрустил, — сказала она, взглянув на сына. — Ну чего ты голову вешаешь? Вон сколько людей с войны без рук и без ног возвращается, не один ты… Свою и мою душу травишь. Сидишь как святой на иконе… — И тут же, прослезившись, осеклась, понимая, что старшему и без ее попреков тяжело.
А утром, встретившись с ребятами в поле, мать просительно напомнила им:
— Тоскует мой парень… Извелся весь. Заглядывайте почаще к нему. Сам на народе стесняется показываться.
— Ладно, тетка Анна, зайдем, — доброжелательно отозвались парнишки.
Мальчишки после встречи, возвращаясь домой, тоже вели промеж себя разговор.
— Ребята… Он же наш товарищ, — горячо убеждал Гришка, более других переживавший увечье друга. А слово «товарищ» для Гришки было равноценно словам «родной брат». — Помогать надо… Мы в лес или на речку, и его с собой…
На следующий день ребята зашли за Витюшкой. Он одиноко сидел в амбаре, мрачный, насупившийся. Перед ним на ящике лежали краски, кисточки…
— Пошли на улицу, — предложили ребята. — Ты что накрасился-то?
Лицо у Витюшки было в мазках краски, особенно губы и подбородок. Он заметно смутился, отвернулся.
— И не обижайся, что кличут тебя в деревне Безруким, — сразу же пошел в атаку Сашка. И тут же пояснил: — Меня вот все Птицей зовут, а я нисколечко не обращаю внимания. В деревне все с кличками.
— Иди, иди, внучок, на люди, — бабушка легонько подталкивала Витька в спину.
Ребята за изгородью подождали, пока бабушка умоет его.
Всей гурьбой заглянули на прогон, где сгрудилась большая колонна грузовиков: везли на фронт снаряды, ящики с какой-то техникой. Несмотря на вечер, взрослые в деревне все еще работали. Слышались голоса, стук топоров.
— Обстраивается наша деревня, — толковали между собой мальчишки. Считали, сколько новых изб и землянок появилось за это время. А потом, устроившись поудобнее, расселись на бревнах у пожарного сарая. Вечер тихий, звездный. Светила полная луна. По улице взрослые девчата гуляли с красноармейцами. А у мальчишек, тесно сгрудившихся на бревнах, шел свой разговор. Подошли девчонки и с ними Нинка Серегина. Она только на днях вернулась из эвакуации.
— Ты куда? — спросил Гришка, когда его друг приподнялся с бревен. Что-то невнятно пробормотав, Витюшка снова устроился на своем месте, сгорбившись, опустив вниз забинтованные культи. Искоса следил. Нина в светлом платье примостилась на самом краю бревна. Может, она в сумерках его культи и не разглядела? Хорошо, если бы не заметила.
Загудели за курганами самолеты — по звуку определили — вражеские, и мальчишки сразу разошлись.
А на следующий день Витюшка снова достал из-под койки ящичек с карандашами, кисточками, красками. Зубами открыл крышку. И чем больше смотрел на свои рисовальные принадлежности, тем сильнее ему хотелось начать рисовать. Накануне он уже пробовал забинтованными культями держать кисточку, карандаш, теперь снова… Нет, ничего не получается. Взял в рот. Пятнами ложатся мазки. Главное, надо крепче держать зубами… еще крепче. Заслезился под очками от напряжения полуздоровый глаз.