На юге горы были ниже. Одетые темной зеленью, они отсекали край сияния заката. Там, между двумя косо заходящими друг за друга хребтами виднелась Долина Зверей — всего три мили по прямой, но никто из людей никогда не приближался к ней. Новый мир Найко был пока невелик: в любой его край он мог дойти не утомившись.
* * *Постепенно темнело. Стало прохладнее; поднялся ветер. Выползая из лощин, сгущался туман; закат тонул в коричневатом мареве, поднимаясь все выше над горизонтом — как будто они спускались на дно громадной чаши.
Крыша понемногу пустела. Глубокие, словно бы подводные завывания слышались все ближе, по кронам деревьев смерчами катилось волнение; наконец из уже почти черной зелени показался первый паутинник — лес копьеобразных щупалец, кончавшихся маленькими заостренными головами. Это существо состояло из множества отдельных тел. Размыкаясь и соединяясь вновь в произвольном порядке, они с быстротой птиц скользили даже сквозь самые густые заросли, словно сквозь воду. Размер этой живой сети достигал нескольких десятков метров — а каждый из тысяч клювов был смертельно ядовит. Но паутинники вовсе не были самыми опасными из хищников нового Джангра: больше всего люди боялись лоферов, которые были ростом с них самих. Впрочем, на крыше Найко мог считать себя почти в полной безопасности — пока совсем не стемнело и не появились враны.
Он заметил, что они остались тут одни — все остальные уже ушли вниз. Им с Иннкой не нужно было слов: перебравшись в укромный уголок за громадной коробкой кондиционера, он подсадил подругу на парапет. Иннка любила подобные опыты: запрокинув голову к неровному морю темных крон, откуда летели чуждые человеку звуки, она задумчиво постанывала, доверившись сильным рукам юноши, сжимавшим её бедра. На сей раз Найко никуда не спешил, с интересом исследуя ещё новый для него мир чувственных удовольствий, — а туман тенями и волнами призрачного света двигался вокруг них, то скрывая землю внизу, то расступаясь.
Потом они долго сидели, обнявшись, прямо на крыше. Иннка иногда посмеивалась, положив голову на плечо юноши и он не мог поверить, что держит её в объятиях — так ему было хорошо. Лишь когда в коричневато-сизом сумраке над ними пронеслась громадная крылатая тень, они опомнились, бегом бросившись к двери. Заперев её, Найко вспомнил, что оставил снаружи одежду; им пришлось, поминутно оглядываясь, вернуться за ней. Это было и в самом деле опасно, но Иннка все время хихикала и юноша чувствовал себя довольно-таки глупо.
Они вернулись в свою комнату и с чувством поели — а после ужина паре, наконец, захотелось спать. Иннка легла рядом с ним. Они не говорили, искоса посматривая друг на друга. Потом постель под ними вздрогнула, донеся эхо очень мощного, но далекого и глубинного взрыва, и Иннка прошептала ему одну фразу, от которой Найко стало страшно и радостно одновременно — он узнал, что станет отцом, хотя не верил в это. А взрыв…
От волнения у него закружилась голова, однако лишь сейчас он познал настоящее облегчение — единственный путь, соединявший мироздания людей и Мроо отныне был разрушен и никакая сила не могла проложить его вновь.
* * *Найко проснулся, лежа в полумраке, на зеленовато-синем силовом поле. Бесконечно мягкое и удивительно прохладное, оно, беззвучно мерцая, обтекало его гибкое тело. Он сам чувствовал себя очень легким, почти невесомым и никак не мог вспомнить, сколько прошло времени. О том, что с ним было, он помнил чуть лучше — он умирал от голода, но, в то же время, ему было очень хорошо: Иннка спала на его спине, уткнувшись лицом в его волосы, обнимая его. Их длинные голые ноги перепутались.
Взгляд Найко лениво блуждал по зеркальному потолку, по стенам из семнадцати пород стеклянно-гладкого камня, по полу, скрытому под массой разноцветных шелковых подушек, по вделанной в него круглой, ровно сиявшей проекционной матрице…
Это была его комната в его доме — и будет ли другой, кроме этого?
Найко понял, что заснуть ему уже не удастся. Медленно, с крайней осторожностью он выбрался из-под Иннки, ухитрившись не разбудить её и встал под ледяной душ, чтобы прогнать из тела остатки сонливости, — а еще через пару минут стоял нагишом на плоской крыше здания. Утренний сумрак ещё не рассеялся — скорее ночь, чем день — и влажный воздух тоже был холодным, но ему это нравилось. Ночью шел дождь, и крыша только начала подсыхать. Ошеломляюще пахло свежестью, высоко в небе висели необычайно рельефные, синие облака. Земля под ним была совершенно пустынной. Вокруг царила удивительная тишина, только слабо шелестели листья. На севере, на фоне темно-синего, чистейшего неба замерли бесконечно далекие, неправдоподобно четкие, розовато-белые гребни гор. Казалось, они парят, словно облака, по ту сторону бездонной воздушной пропасти, что начиналась сразу за парапетом.