Отдышавшись, он попытался подняться наверх — но натолкнулся на острые куски бетона, повисшие на глубоко вогнутой в колодец арматуре. Видимо, сознание еще не вполне вернулось к нему, потому что потом он сделал такое, на что в трезвом уме и твердой памяти не решился бы никогда — вновь нырнул в воду и поплыл дальше вдоль трубы. До следующего колодца вполне могло быть метров сто — а тогда он, без сомнений, задохнулся бы. Но он все же смог добраться до какой-то щели между бетонными обломками, в которой был вполне пригодный для дыхания воздух — и, отдышавшись, тут же устремился дальше.
На сей раз ему повезло выбраться в совершенно целый колодец — правда, с тяжеленной чугунной крышкой, которую измученный юноша едва смог сдвинуть. Выбравшись наверх, он оказался в кромешной темноте — но под ногами здесь не было обломков. Как-то вдруг он понял, что оказался в Теневике — вернее, в его подвале. У всех этих шестнадцатиэтажек было, собственно, по два подвала — верхний, совершенно обычный, и нижний, представлявший собой пронизанную туннелями пятиметровую железобетонную плиту. Причиной для создания столь дорогостоящих конструкций был слабый грунт — и Найко, наконец, понял, как ему не повезло. Никаких запасов тут, конечно, не могло быть, все эти подземелья были намертво завалены — и наградой за его ловкость станет страшная многодневная смерть от голода, в одиночестве и темноте.
5.Найко умер от отчаяния и проснулся уже мертвым — он не дышал, сердце не билось. Это длилось какие-то мгновения — но и их хватило, чтобы его охватил чудовищный, непредставимый страх. Наконец, он откинулся на подушки, весь мокрый от пота, ошалело глядя в беленый потолок. Это была его комната в его доме — и будет ли что-то еще, кроме этого? Изменится ли реальность в один миг, став воплощенной преисподней — или ему просто привиделся на удивление подробный кошмар?
Он не знал, но это пугало его. Пугало очень сильно — почти до смерти — прежде всего потому, что он знал: Мроо могут придти и такой реальный сон сбудется. Ощущение неизбежной катастрофы было очень резким, а единственное, что представлялось ему… нет, не спасением, а возможностью достойного конца — было лишь одним словом: Малау.
Сердце Найко вновь бешено забилось. Малау, резиденция Дома Хеннат, находилась в Гитограде, почти в трех тысячах миль от его родного города, где он обычно и жил — Усть-Манне — и попасть туда было непросто.
Но восемнадцать лет назад он уже был там, со своими — ныне покойными — родителями: они гостили у семьи Хеннат. Там он познакомился с Аннитом Охэйо, чрезвычайно живым и активным предводителем местной детворы — и наследником Главы Дома.
Хотя им тогда было всего по шесть лет, это счастливое время Найко запомнил навсегда: никогда прежде у него не было столь близкого и искреннего друга — и никогда после тоже. Но они расстались — не по своей воле — и судьба уже не сводила их вновь. А потом, в тот самый приснившийся ему день — последний по-настоящему счастливый день его жизни — его родители погибли в разбившемся самолете и жизнь Найко пошла под откос. Хотя до совершеннолетия ему оставалась всего пара лет, без опекунства по закону нельзя было обойтись — и, как-то совершенно незаметно, опекуны стали и хозяевами. Свора жадных родственников выставила незадачливого наследника Дома Анхиз на улицу — он сам подписал все нужные бумаги, уже понимая, что в противном случае его просто убьют.
Он не пропал, разумеется — в Империи Джангра любой сильный и неглупый парень вполне мог заработать на жизнь — но жил он с тех пор весьма скромно. Тогда он тоже хотел обратиться за помощью к Охэйо — но уже хорошо знал, как относятся к незваным гостям и бедным родственникам. Потом эта идея стала казаться ему попросту глупой: попыткой вернуться в детство, в те два самых прекрасных месяца его жизни, что он провел в незнакомом мире вместе с другом. Охэйо стал совсем другим человеком, принадлежащим, к тому же, к далекому от Найко кругу: состояние Дома Хеннат делало его одним из богатейших в Гитограде — не говоря уж о родстве с Императорским Домом. Так что общего у них, наверняка, теперь было очень мало. И все же… все же…