Все эти размышления заняли какие-то минуты — «Хиви» даже не успел отъехать. Потом, услышав нарастающий вой, Найко бросился к окну. Там, на юге, вздымались две светлых башни Центра. Уступчато сужавшиеся кверху, увенчанные острыми шпилями, они резко выделялись на фоне темно-синего неба, искристо поблескивая бесчисленными окнами — и к ним неслись два оранжево-белых огненных шара, оставляя бледные, идеально ровные следы. Они, словно мыльный пузырь, проткнули силовое поле — оно вспыхнуло кольцами, ослепительными и разноцветными, — косо, сверху вниз, врезались в башни — в правую на двух третях ее высоты, в левую на трети — и исчезли, оставив лишь горизонтальные фонтаны разлетавшихся, словно брызги, обломков. На какое-то мгновение Найко показалось, что все уже кончилось — но в следующий миг два квадратных восьмидесятиэтажных массива — их ширина была всего раза в два с половиной меньше высоты — превратились в чудовищные, бело-красно-черные облака невероятных взрывов, знаменуя смерть десяти тысяч человек. Прямо в лицо Найко полетела туча пылающих обломков и он отпрянул от окна, тесно прижавшись к простенку. Только это его и спасло — окна разлетелись вдребезги, внутрь ворвалась жаркая, хлещущая, как плетью, туча пыли. Юноша успел зажмуриться, но взрывная волна ударила его по ушам, забила нос, встряхнула все здание, словно пустую коробку — хотя до Центра было добрых полмили.
Прочихавшись и протерев глаза, Найко почувствовал отчаяние — последний оплот цивилизации в этом мире был уничтожен и у тех немногих, кто выжил, осталось очень мало шансов уцелеть. Но он пока был жив и умирать не собирался — а потому что было сил помчался к выходу.
Юноша со страхом посмотрел на дверь, ведущую в изолятор — судя по доносившимся из-за нее жутким звукам тварь выбралась из своей темницы — но эта дверь была закрыта и так перекошена, что уже никогда не откроется…
В следующий миг крашеная зеленая сталь вдруг пошла рябью, заструилась, словно дым — и сквозь это зыбкое облачко просунулась такая же смутная, полуаморфная черная лапа.
Найко не помнил, какая сила вышвырнула его во двор. «Хиви» все еще стоял там и боковой люк был распахнут. Юноша буквально нырнул в него — и застрял: половина внутри, половина снаружи.
Сразу несколько крепких рук ухватились за его ворот и штаны и буквально вдернули его в машину. Найко перевернуло вверх ногами, потом, когда «Хиви» сорвался с места, он покатился по полу — но несмотря на все это он был дико, беспредельно счастлив. Пока, по крайней мере.
10.До командного центра было около сорока миль к западу. Кратчайший путь туда лежал через Алкайну — но, въехав в город, они словно наяву попали в ад. Найко босиком — чтобы не скользили ноги — стоял на шершавой железной площадке, по пояс высунувшись из высокого корпуса «Хиви». Двадцатитонная машина мчалась со скоростью в сорок миль в час, теплый, пахнущий гарью ветер рвал за его спиной расстегнутую рубаху, трепал волосы. Его ладони крепко сжимали рукояти крупнокалиберного пулемета, на глазах были выпуклые защитные очки. Отменно пригнанные, они совершенно не мешали смотреть — он, собственно, и не замечал их. Юноша не вполне понимал, правда, за что ему эта честь — девять сидевших внизу парней входили в тысячу лучших солдат Империи — но все они хотели жить и это многое объясняло. Он, впрочем, не был огорчен.
Впереди, над ничем не загражденным горизонтом, дотлевал зеленовато-багровый, слоистый закат, по обе стороны улицы пролетали плоские, тускло блестевшие зеленовато-коричневым фасады многоэтажных зданий — иногда они стенами поднимались над шоссе, иногда запутанными лабиринтами уходили вглубь боковых проездов и дворов. Многие их окна светились настоящим, не электрическим огнем, жадно вырывавшимся наружу. Дыма было на удивление мало — зато оранжевое пламя давало яркий, мерцающий свет. По обе стороны улицы горели машины — часто и много — но проезд, к счастью, был свободен. И повсюду вокруг этих огромных костров кружились одержимые — окровавленные, в разорванной одежде, размахивая палками и оторванными человеческими конечностями, которые они с жадностью глодали. Заметив броневик, они с диким воем бросались на него — но выбежать на дорогу перед ним успевали не все, да и те, кто успевал, просто попадали под колеса. Найко ладонями и подошвами ощущал глухие, мощные удары тел о броню, а потом машина подпрыгивала в короткой судороге, когда четыре пары ее больших колес дробили очередных выродков. Ему почти не приходилось стрелять — в конце концов, надо было беречь патроны — но, заметив впереди особенно плотную кучку одержимых, он, напрягая мускулы, разворачивал тяжелый, но такой послушный пулемет и выпускал в них короткую очередь. Вспышки белого пламени били по глазам, а грохот был, должно быть, чудовищный — но его уши защищали массивные наушники гарнитуры, а когда оружие начинало вибрировать в его руках и к цели устремлялись пурпурные молнии трассирующих пуль, он испытывал ощущение, близкое к экстазу — высота (до земли было метра два с половиной) и стремительное движение и так привели его в восторг, заставив забыть о творившемся вокруг кошмаре, а разбрызгивая одержимых пулеметным огнем, он испытывал ни с чем ни сравнимое наслаждение. Именно разбрызгивая — тяжелые идемитные пули сминали тварей в шары величиной с пляжный мяч — а потом рвали их в клочья, взрывая фейрверком догорающей на лету плоти. Но одержимыми стали уже почти все жители города — и Найко понимал, что пара сотен перебитых им тварей не сможет ничего изменить.
11.