— Конечно, нет, — засмеялась она. — Ведьма приносит мне все, что захочу. Я просто звоню в колокольчик.
— Это, должно быть, прекрасно, — заметил Джек.
— Да, прекрасно, — кивнула Рапунцель, игнорируя его насмешливый тон. Она вспомнила великолепную стряпню Ведьмы, бутерброды, супы и мясные блюда, которые ела дома, и ее желудок заурчал. — Я голодна, — повторила она. — Я не ела целую вечность, и меня вырвало.
Джек покопался в своем кармане, вытащил темно-коричневый желудь и предложил его Рапунцель.
— Мне этого мало, — сказала она.
Джек остановился, и Рапунцель едва не налетела на него.
— Ты не знаешь, что это такое? — спросил он, тыча желудем ей в лицо.
— Это желудь, — ответила она, делая шаг назад, чтобы не получить желудем по носу.
— Это Быстрохлеб из желудя-для-всего, — объяснил Джек. — Разбей его камнем.
— Желудя-ля-си-во?
— Желудя-для-всего, — повторил Джек. — Не говори, что никогда их не видела.
— Видела, конечно, — ответила Рапунцель и, выхватив желудь, стала его рассматривать. — Ты уже вытаскивал такие из кармана и превращал в веревки.
— Разные желуди превращаются в разные вещи, — пояснил Джек. — Ты никогда не слышала… Ничего себе! — Он откинул волосы со лба и покачал головой. — Все пользуются желудями-для-всего. Они есть повсюду! Ну и ну, ты никогда не слышала о них?
Рапунцель покачала головой.
— Ну, давай, — убеждал ее Джек. — Разбей его.
Она присела перед камнем и тюкнула по нему желудем.
— Нет, — сказал он. — Разбей его.
Она постучала по камню сильнее, но ничего не произошло.
— Ладно, давай сюда, — вздохнул Джек. — Я…
Рапунцель ударила со всей силы, раздался громкий треск, и она взвизгнула, когда желудь в ее руках превратился в тяжелый круглый хлебец, поджаристый и душистый.
— Удивительно! — воскликнула она.
— Быстрохлеб, — довольно сказал Джек. — Отломи мне кусочек.
Рапунцель разломила хлебец и оставила большую часть себе.
— Мне нужно было тогда накормить тебя Быстрохлебом, а не позволять есть еду фей, — с извинением произнес Джек, глядя на свой кусок. — Я просто не подумал.
Рапунцель была слишком голодна, чтобы обращать внимание на его слова, и, жуя хлеб, последовала за Джеком дальше в лес. Она предложила крошки хлеба на ладошке Принцу-лягушонку, но он не захотел, и она слизала их сама.
— Все равно не наелась, — пожаловалась она.
— Мы должны экономить еду, — ответил Джек. — До Изобилии добираться почти неделю.
— Экономить?
— Просто есть понемногу.
Рапунцель такое объяснение не понравилась, и она решила задать другой вопрос:
— Трудно научиться плавать?
— Разве ты не умеешь? Ну конечно нет, — вздохнул Джек. — Хм. Будет трудно. Нам скоро придется пересекать реку… Реки — это как озера, но только длинные, и вода в них очень быстро течет, — пояснил он, прежде чем Рапунцель задала вопрос. — Есть, конечно, мосты, но нам лучше ими не пользоваться.
— Почему?
— Потому что у нас нет бумаг, подтверждающих, кто мы и куда идем.
— Разве нужны бумаги, чтобы пересечь реку?
— Иногда.
Рапунцель вспомнила, как она оказалась под водой и не могла дышать. Как она перейдет реку? И не окажется ли та слишком глубокой? А если течение будет сильное, не затянет ли ее под воду? Рапунцель вспомнила о живительном дыхании, которое дал Рун, и обрадовалась, что у нее есть хоть такая защита. Правда, не очень хотелось быть благодарной Руну, который убил бы ее, не останови его Мудрейшая.
Рапунцель удивлялась, почему Рун вообще слушался Мудрейшую. Он мог сделать все по своему разумению, если бы захотел. Мудрейшая ведь больна, и к тому же у нее сломано крыло.
— Что за чувство я испытала, когда увидела крыло Мудрейшей? — внезапно спросила она, с тревогой вспомнив серую тряпицу, свисающую вдоль тела феи.
— Какое чувство? — поинтересовался Джек. — Опиши его.
— Я почувствовала… — Рапунцель замолчала, подыскивая слова. — Будто это моя вина, — закончила она, вспоминая морщины и седые пряди ведьмы. И это тоже ее вина, и, вероятно, после исчезновения воспитанницы морщин и седых волос у Ведьмы прибавилось.
— Плохое чувство? — спросил Джек, не отводя взгляда от тропы. — Тяжелое? Будто здесь что-то застряло? — Он прижал один кулак к желудку, а другой ладонью обхватил свою шею сзади.
— Точно! — воскликнула Рапунцель и повторила его жесты. — Это чувство.
— Это вина, — кивнул Джек, опустил руки и продолжил идти. — Ты никогда не испытывала ее прежде?
— Это ужасное чувство. Надеюсь, что ничего хуже не бывает.
— Есть еще горе.
Принц-лягушонок грустно подпрыгнул, соглашаясь.
— Горе?
— Это случается, когда умирает тот, кого любишь. Или уходит.
— На что оно похоже?
— Не могу сказать.
— Ты должен, — заявила Рапунель, шагая рядом с ним. — Мудрейшая сказала, чтобы ты говорил мне правду, о чем бы я ни спросила.
— Правда в том, что я не могу сказать, — пожал плечами Джек. — Ты или знаешь это чувство, или нет.
Вскоре они вышли из тихого серебристого леса фей и вошли в шумный лес Красноземья, который Рапунцель до этого дня не видела, по крайней мере, с земли. И она удивилась, что чаща вовсе не кишела всякими ядовитыми животными. Тонкой паутины, в которую легко попасть в темноте, Рапунцель сейчас легко избегала; изящные нити сверкали на солнце капельками росы. На полянках цвели крохотные желтые цветы. На ветвях распевали птицы. Она посмотрела вверх на необычайно высокие деревья, покрытые темно-зеленой хвоей, и решила, что они чудо как хороши. Получалась удивительная картина, когда солнечный свет, проходя через кроны, расщеплялся и падал вниз длинными мерцающими лучами.
С каждым шагом на север Джек воодушевлялся все больше, словно прогулка по лесу ему очень нравилась. Рапунцель не разделяла его настроения; колесо с волосами с каждым шагом будто становилось все тяжелее.
— Не унывай! — воскликнул Джек, увидев, что она морщится. — Все не так плохо. Тебе должно быть интересно — ты ведь всю жизнь провела в одной комнате.
— У меня был еще балкон.
— Тогда, видимо, тебе это все знакомо. Давай, задавай вопросы. Обо всем, о чем хочешь. Я многое могу рассказать, если тебе интересно.
Рапунцель подумала. Да, у нее были вопросы.
— Что такое мама? — спросила она.
— Ничего себе, — пробормотал Джек. — Вот это вопрос. Ты правда не знаешь?
— Я не стала бы спрашивать, если бы знала!
— Ладно, ладно. Это просто… — Джек пожал плечами. — Мама — это… женщина, — наконец произнес он и почесал затылок. — А папа — мужчина. Они родители. У них есть дети. Пока не вырастут, дети обычно живут с родителями, если они живы и с ними не случилось ничего плохого.
— О, вот как… Значит, Ведьма — моя мама?
Джек возмущенно воскликнул:
— Нет!
— Почему? Я живу у нее.
— Но она не твоя настоящая мама.
Настал черед Рапунцель возмущаться:
— Не будь таким глупым. Конечно же, настоящая.
— Нет, она… — Джек замялся, подыскивая слова. — Небеса, — наконец произнес он. — Это труднее объяснить, чем я думал. Видишь ли, настоящие родители — это те… кто тебя сделал.
— Сделал?
— Да, родители… — Джек сглотнул. — Они делают детей вместе.
— Как делают?
— Я… — Джек отвернулся. — Я не тот, кого стоит об этом спрашивать.
— Но ты ведь все про это знаешь, не так ли?
Джек сильно покраснел.
— Не совсем.
— Тогда расскажи, что знаешь.
Джек промолчал.
— Ты должен, — настаивала Рапунцель. — Мудрейшая так сказала.
Наконец Джек сдался и, не глядя ей в глаза, в нескольких предложениях описал, как родители делают детей. Закончив, он быстро пошел вперед, а Рапунцель осталась позади, охваченная отвращением.
— Значит, меня сделала другая мать, — произнесла она, когда догнала Джека, не обращая внимания на его растерянный вид. — А затем Ведьма нашла меня в болоте. Та, другая мать бросила меня, а Ведьма обо мне заботилась. Разве это не делает ее настоящей матерью, а другую ненастоящей?