Он покачал головой.
- Мы бродили там целыми днями, но никого из знакомых Кэти не засекли. Стадион огромен. Мы его еще не весь осмотрели.
- Купили билеты у спекулянтов?
Хоук улыбнулся.
- Пришлось. Хотя я терпеть этого не могу. Но это твои деньги. Будь моя воля, я бы повышвыривал их всех к черту. Ненавижу спекулянтов.
- Ну да! Как служба безопасности?
Хоук пожал плечами:
- Их много, но ты ведь сам понимаешь. Нельзя ни разу не ошибиться, пропуская через себя по семьдесят-восемьдесят тысяч человек ежедневно три раза на дню. Их довольно много, но, вознамерившись выкинуть какую-нибудь штуку, я бы без труда провернул бы задуманное. Не напрягаясь.
- И унес бы ноги?
- Конечно. Причем, без особых усилий. Это огромный город. Тысячи людей.
- Ну что ж. Завтра посмотрим, у меня есть билеты, и нам не придется общаться со спекулянтами.
- Годится, - обрадовался Хоук.
- Ненавижу коррупцию, в каких бы видах она ни проявлялась. А ты, Хоук?
- А я борюсь с ней всю жизнь, босс. - Хоук отпил еще немного шампанского. Как только опустевший стакан коснулся стола, Кэти тут же наполнила его. Она сидела так близко, что ее бедро касалось ноги Хоука, и неотрывно наблюдала за ним.
Я выпил еще пива.
- Тебе нравятся соревнования, Кэт?
Она кивнула, даже не взглянув в мою сторону.
Хоук ухмыльнулся.
- Она тебя не любит, - пояснил он. - Говорит, ты не настоящий мужчина. Мол, ты слабый, слишком мягкий и нам следует бросить тебя. Кажется, она считает тебя дегенератом.
- Везет мне с девками, - бросил я.
Кэти покраснела, но ничего не сказала. Только посмотрела на Хоука.
- Я пояснил, что она слишком тороплива в своих суждениях.
- И она тебе поверила?
- Нет.
- Ты, кроме выпивки, купил что-нибудь к ужину?
- Нет, приятель. Помнится, ты говорил мне про какой-то ресторанчик под названием "Бакко". По-моему, ты не прочь вывести нас с Кэти в люди и доказать ей, что ты не дегенерат. Угости ее хорошим ужином, да и меня заодно.
- О'кей, - согласился я. - Только приму душ.
- Посмотри-ка, Кэт, - заметил Хоук. - Он у нас чистюля.
"Бакко" располагался на втором этаже старинного монреальского здания недалеко от Виктория-сквер. Кухня считалась французской, и здесь подавали лучшие во всей Канаде паштеты, из тех, что я пробовал. Кроме того, "Бакко" славился прекрасным французским хлебом и, конечно же, элем "Лабатт-50". Хоук и я прекрасно провели время. Мне подумалось, что для Кэти такого понятия не существует. И не существовало. Когда мы ужинали, она была вялой и вежливо тихой. Она купила простые брюки с жилетом и длинным жакетом, ее прямые волосы были аккуратно причесаны, и "на хорошо выглядела.
Старый Монреаль как бы встряхнулся и ожил с Олимпиадой. На площади на открытом воздухе шли концерты. Молодежь пила пиво и вино, курила и наслаждалась рок-музыкой.
Мы уселись во взятую напрокат машину и отправились в наше временное жилище. Хоук и Кэт поднялись в комнату, которая стала их общей спальней. Я посидел еще немного внизу, допил пиво и посмотрел вечерние соревнования по борьбе и тяжелой атлетике. В чужом доме, в одиночестве, перед стареньким телевизором с нелепым экраном.
В девять я отправился спать. Один. Я не выспался предыдущей ночью и чувствовал усталость. Ведь я уже человек средних лет. Не мальчик. Я чувствовал, как я одинок. И свое одиночество я ощущал до девяти пятнадцати.
Глава 26
На олимпийский стадион мы поехали на метро. Раньше об этом виде транспорта я думал много хуже. Если то, чем я иногда пользовался в Бостоне, и называлось метро, то в Монреале это было совсем другое. Станции сияли безупречной чистотой, в поездах было тихо, сервис - выше всяких похвал. Хоук и я образовали некое пространство, куда с трудом проскользнула Кэти. Людей набилось множество. Мы пересели на Берри-Монтини и вышли у Вийо.
Будучи умудренным жизненным опытом, хладнокровным, ничему не удивляющимся, вполне сформировавшимся человеком, я не был поражен огромным комплексом, выросшим вокруг Олимпийского стадиона. Так же, как не был поражен настоящими, разворачивающимися вокруг меня действиями реальной Олимпиады. Чувство волнения, которое росло внутри меня, я скорее отнес бы к чувству охотника, приближающегося к добыче. Прямо перед нами раскинулись павильоны с едой и разнообразными товарами. За ними располагался спортивный центр "Мезонев", по правую руку - арена имени Мориса Ричарда, слева велодром, а еще дальше вырисовывался, наподобие Колизея, серый, не вполне законченный монументальный стадион. От него исходило настроение всеобщей бодрости. Мы начали подниматься к стадиону по широкой извивающейся дороге. Я втянул живот.
- Кэти как-то заметила, что Закари просто костолом, - сказал Хоук.
- Он что, такой здоровый?
Хоук обратился к Кэти с моим же вопросом.
- Очень крупный, - подтвердила она.
- Больше меня, - уточнил я, - или больше Хоука?
- Да, больше. Настоящий шкаф.
- Я вешу под девяносто килограммов, - заметил я. - А он тогда сколько может весить?
- Килограммов сто двадцать. Я слышала, как он говорил об этом Паулю.
Я взглянул на Хоука:
- Слышал? Сто двадцать.
- Но у него рост всего два метра, - напомнил Хоук.
- Тогда он твой, - размышлял я.
- Возможно, он ничей, - ответил Хоук.
- Он толстый, Кэти? - с надеждой спросил я.
- Нет, не очень. Когда-то был тяжелоатлетом.
- Мы с Хоуком тоже баловались штангой.
- Нет, я имею в виду, что он был настоящим штангистом, чемпионом чего-то там, как русские.
- Он что, и выглядит, как эти русские?
- Да, вроде того. Пауль и Закари любили смотреть их по телевизору. Такой жир, как у них, обозначает силу.
- Тогда его легко заметить.
- Здесь сложнее, чем в других местах, - высказался Хоук.
- Надо быть осторожным и не схватить случайно Алексеева или еще кого-нибудь.
- Эта туша тоже намеревается освободить Африку?
- Конечно... Уж он-то ненавидит черных больше, чем кто бы то ни было.
- Замечательно, - сказал я. - У тебя есть о чем с ним поспорить, Хоук.
- У меня под пиджаком имеется довольно веский аргумент для спора.
- Если мы на него наткнемся, то стрелять будет сложно. Здесь очень много людей.