Ярослав Гашек
На Златой уличке в Градчанах
Однажды предвоенной ночью на Златой уличке[1] в Градчанах[2] я повстречался с духом пана Броучека из «Викарки»[3]. Он обратил мое внимание на одно любопытное обстоятельство, о котором я и хочу здесь рассказать.
Прага спит. Шумят воды Влтавы, и в тишине ночи каменная громада Градчан ведет разговор со Смотровой башней на Петршине[4]. Градчаны держатся, по обыкновению, чрезвычайно достойно. Петршинская башня пытается беседовать в ироническом тоне, но это ей никак не удается.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Вы заметили, что Витков[5] нынче устранился от дискуссии? Он нас игнорирует.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. Вчерашней ночью Витков рассорился с храмом Петра и Павла на Вышеграде[6] из-за трактовки религиозных проблем древности. В их спор вмешалась Виноградская святая Людмила. Я не разобрала, что они там говорили, потому что свистел ветер и я едва держалась на ногах.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Оставьте вы в покое наше прошлое. Вспоминая о нем, все просто с ума посходили. Только и разговоров что о Королевских Градчанах, никакой мочи нет слушать.
А состояние наше ужасно. Мы бы и рады зевнуть, да боимся, как бы не рассыпаться. И отчего это мы все еще обязаны слыть мишурой и позолотой какой-то былой славы? Ведь нам прекрасно известно, что творится внизу и вокруг нас. Там, в Праге, предаются наслаждениям и радостям жизни, общественные события не вызывают особых волнений. Если что и случается, то не нарушает ничьего покоя. В учреждениях, в обществе — повсюду лишь тупые исполнители, ни в ком ничто не находит отклика, не рождает никаких идей. Здесь, в Праге, все могли и должны бы высказываться лучше и определеннее.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. Они опасались, как бы я не свалилась на туристский павильон.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Шутки в сторону, мадам, хотелось бы сегодня поговорить всерьез. Мы глядим в сердце Праги. И видим там господ, у которых грудь предназначена лишь для желтых металлических блях, нос — для золотых пенсне, а голова — для ношения блестящих цилиндров. Позавчера мы наблюдали, как в сады на Жижкове жандарм не пустил бедно одетого человека. Взгляните только на это спесивое сооружение пражского Дома представительств[7]. Сколько миллионов на него ушло. Да и вы, мадам, тоже видите вокруг Праги низенькие домишки, набитые маленькими оборвышами; а впрочем, любой может повстречать в предместье старых, бедно одетых старух; честно проработав всю жизнь, они в свои семьдесят лет все еще трудятся не покладая рук, встают с петухами и ложатся поздней ночью, чтоб заработать малую толику деньжат и не помереть с голоду. А более удачливые, но отнюдь не более заслуженные члены общества…
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. Эгоистическое, малодушное общество…
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Не перебивайте, мадам… Пусть так, если вам угодно — эгоистическое и малодушное общество все еще не сознает, как ему быть и можно ли прилично одетому человеку присесть за стол, где уже сидит человек с заплатами на коленях.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. У трудолюбивого искусного портного больше оснований гордиться собой, чем у глупого адвоката, спесивого домовладельца, который только и умеет, что проверять, чисто ли дворник вымел лестницу.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Толстобрюхие обжоры заполонили всю Прагу. Дураков среди них нету, и на первый взгляд они производят впечатление людей простосердечных. Бургомистр разъезжает в открытом фиакре, раскланиваясь налево и направо — чтобы все видели золотую цепочку. А у тех, кто отвечает ему на приветствия, сыновья сидят или в магистрате, или еще в каких важных учреждениях, да и сами они все еще жаждут попасть туда — не важно, есть у них к тому способности или нету. Умри кто из них — вряд ли его сограждане или родина ощутят какую-либо потерю. Что это вы загляделись вниз, на Петршин?
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. У моего подножия задремала комендантская охрана. Спят будто ангелочки. Опасаюсь, как бы не разбудить их нашим разговором. Под голову они положили кучу газет, конфискованных вчера в киосках на Малой Стране.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. К нам сюда журналисты тоже заглядывают. Но мало кому из них наш вид придает сил и укрепляет дух. А ведь мы и мощны, и могучи, и любой мог бы сообразить, что неспроста мы столь горделиво возвышаемся над Прагой и могли бы являть символ славы. Однако редко кого посещает такая мысль. Средства массовой информации чаще всего принимают сторону большинства — наверное, оттого, что так больше платят. Журналисты — всегда к услугам тех, кто располагает деньгами, потому сегодня они орут «Осанна!», а завтра за то же самое: «Распни его!» Одно и то же нынче объявляют белым, а завтра — черным. Печать, голубушка, — это ведь не одна лишь типографская краска, это пот и кровь тех, кто борется за свободу; разве только до переворота дело дойдет, — тогда нравственное воздействие печати возрастет сразу.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. А пока что журналисты все ниже гнут спины.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. К этому им не привыкать. Пражане в массе своей слишком эгоистичны, чтобы мечтать и надеяться на лучшее; ничто их не возмущает, не может вывести из равновесия. Иначе ни один не посмел бы заявить, что не в силах посвятить себя делу освобождения, поскольку он служит и у него семья. Да и положение не позволяет жертвовать собой. Если бы не это, мы давно уже были бы свободны. Как бы все обрадовались, если бы явился кто-нибудь и сорвал двуглавого орла у нас над главным входом. А пока что предводители этой Праги рассиживают себе в кабачках и кофейнях, ну а раз так — значит, это не вожди, значит, нет в них ничего стоящего. Как быть? Что делать дальше? У нас нет ведь никакой уверенности, что вдруг ни с того ни с сего здешних аборигенов не бросят в бойню и что через несколько месяцев по вине отдельных лиц число вдов и сирот не возрастет на десятки тысяч.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. Из казарм на Погоржельце выходят на ночные ученья солдаты[8]. Идут тихо, без песен.
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Вчерашней ночью на юг от железных границ летели вороны. А у нас — ничего. Полное безмолвие.
С_м_о_т_р_о_в_а_я_ _б_а_ш_н_я. На востоке блеснула утренняя заря[9]. Восходит солнце. Когда вы желали бы продолжить разговор?
Г_р_а_д_ч_а_н_ы. Поговорим через несколько лет, этак в мае 1917 года.
Jaroslav Hasek. Fejeton. V Zlaté uličce na Hradčanech… (1918)
Перевод В.Мартемьяновой
Собрание сочинений в 6-ти т. Т. 4. М.: Худ. литература, 1984 г.
Первая публикация: «Čechoslovan», 14 января 1918 г.
1
Злата уличка состоит из шестнадцати маленьких домиков, в которых в XVI веке жили чеканщики по золоту, позднее — королевские стрельцы. В настоящее время Злата уличка превращена в музей.
2
Градчаны были основаны при короле Яне Люксембургском около 1320 года; в 1756 году получили право называться королевским городом. В настоящее время Градчаны — район Праги. Здесь находится Пражский кремль — Град.
3
…пана Броучека из «Викарки». — Пан Броучек — герой сатирической повести чешского писателя-демократа Сватоплука Чека (1846–1908) «Путешествие пана Броучека в XV столетие» (1888), в которой филистерству современной чешской буржуазии писатель противопоставляет героическое гуситское прошлое чешского народа. «Викарка», точнее «На Викарке» старинный ресторан на Викаржской улице на территории Града.
4
Петршин — один из пражских холмов на левом берегу Влтавы. Смотровая башня была построена в 1891 г.
5
Витков — Виткова (в настоящее время Жижкова) гора в восточной части Праги, на которой 14 июля 1420 года табориты под командованием Яна Жижки (ок. 1360–1424) нанесли решающее поражение войскам императора Сигизмунда. Она стала символом героического прошлого чешского народа и персонификацией чешского рабочего класса, поскольку примыкающая к горе Витков территория — рабочий район Праги — Жижков.
6
Вышеград — одни из самых древних районов города на возвышенном правом берегу Влтавы, бывшая резиденция чешских королей.
7
Дом представительств — здание в Праге, в котором происходили торжественные приемы, концерты и пр. Достроен в 1908 г.
8
Из казарм на Погоржельце выходят на ночные ученья солдаты. Идут тихо, без песен. — Гашек напоминает о сопротивлении чешского народа участию в империалистической войне. Опасаясь происходивших столкновений н конфликтов с участием гражданского населения, военное командование и ввело ночные учения.