Не оценив обаяния Алика, хранительница директорского покоя мрачно произнесла:
– Что за люди? Говорю же, он никого не принимает.
– А за чем очередь? – поинтересовался Алик.
– Сами не знают, чего ждут, – сердито буркнула дракониха.
Лязг зубов и пускание дыма из ноздрей Алика не смутили. Сегодняшние неурядицы так достали его, что он устал тревожиться и чувствовал странную смесь злости, бесшабашности и веселья.
– Я пройду, – просто сказал он, глядя секретарше в глаза.
К его удивлению, она кивнула. Алик направился к заветной двери. За спиной поднялся возмущенный ропот:
– Эй, ты куда? Тут все ждут.
Алик обернулся, готовый дать отпор. «Сидеть. И ни звука», – мелькнуло в голове. И тут случилось чудо. Все покорно умолкли и вернулись на свои места.
Алик был так возбужден, что не придал этому значения. Единственное, чего он хотел, так это внести ясность и добиться, чтобы плата за аренду осталась прежней.
– Я велел никого не впускать, – недовольно прикрикнул Вазген Багаршакович при виде посетителя.
– А я вошел. И если это случилось, мы могли бы поговорить, как человек с человеком, – сказал Алик, сам не понимая, откуда в нем берется такое нахальство.
Ему было нечего терять. В худшем случае придется искать закуток на другом рынке. В конце концов, мест под солнцем сколько угодно. Главное, выбрать свое.
Опешивший от такой наглости, директор побагровел, вскочил с кресла и указал на дверь:
– Слушай, вали отсюда! Русский слова не понимаешь, маму твою!
Алик взвился. Что же это происходит? Куда ни сунься, всюду верховодят хачи! Наши ребята в предбаннике жмутся, а эта волосатая морда по-русски через пень колоду говорит – и будет еще его маму поминать?
– Сидеть, – рявкнул Алик.
Багаршакович плюхнулся в кресло и присмирел. Его неожиданная кротость только сильнее распалила Алика. Он ощущал в себе невероятную силу, почти могущество. Хозяин рынка вдруг представился ему мелким жучком: наступить на такого – останется мокрое место. Алик мысленно занес над ним ногу в огромном ботинке.
Вазген Багаршакович вдруг жалко залепетал:
– Не сердись, дорогой. Один-два месяца – все готово будет. Лучше будет.
– А два месяца в сезон я должен бамбук курить? У меня договор об аренде истекает через пять месяцев, – перебил его Алик.
– Новый подпишем. Слово даю. Приходи потом.
Метаморфоза, произошедшая с Вазгеном, не укладывалась в рамки здравого смысла. Гроза рынка давно усвоил, что на работе гораздо доходчивее изъясняться не иначе как матом и криком. А тут вдруг сник и, как загипнотизированный, внимал Алику, пока тот отчитывал его, будто нашкодившего пацана:
– Потом суп с котом. Договор подпишем сейчас. На тех же условиях.
– Бланк нужен, – кивнул Вазген.
Воодушевленный его сговорчивостью Алик решил гнуть до конца:
– И переезд в новое помещение сразу, пока эта байда идет. Простой в мои планы не входит.
Багаршакович нажал на кнопку вызова секретарши, отдал указания и продолжал взирать на посетителя глазами дрессированной болонки.
В венах у Алика кипел адреналин. Теперь ему казалось странным, что Багаршакович вызывал у народа благоговейный страх. Достаточно было стукнуть кулаком по столу, как тот стал тише воды, ниже травы. Стоит проявить твердость, и из него можно лепить все что угодно. Колосс из необожженной глины.
В ожидании бумаг они сидели молча. Алика мучила жажда. Через десять минут дракониха принесла отпечатанные листы.
«Еще бы стакан водички», – подумал Алик, но высказывать свою мысль вслух не стал. Не стоило испытывать предел директорского терпения. Он и так уже превысил все допустимые нормы нахальства.
Через минуту секретарша вернулась с запотевшим стаканом воды и поставила его перед посетителем. Алик так онемел от удивления, что забыл и про жажду, и про слова благодарности.
«Она что, мысли читает?» – подумал он, проводив секретаршу взглядом.
Алик победителем шествовал по торговым рядам к своему магазинчику. Все складывалось даже лучше, чем он ожидал. Ему выделили более удобное и просторное место за ту же плату. Переезжать он мог хоть завтра. Но, несмотря на такой удачный итог переговоров, он испытывал не столько радость, сколько смятение. В происходящем было что-то противоестественное.
Отчего вдруг Багаршакович стал таким покладистым? Всем известно, что он крохобор и жмот без стыда и совести. А тут без единого возражения согласился на все требования. Может, договор недействительный? Типа, подписан ручкой из магазина приколов, и к вечеру чернила испарятся. Но с чего бы Вазген стал ваньку ломать? Чай, не первое апреля. И на шутника он не тянет.