Где пирог, там и лег…
Андреев день, вторник, утро
Старшего следователя Министерства внутренних дел Российской империи Поликарпова еще до рассвета вызвали на службу. Товарищ министра (тоже не выспавшийся и изрядно помятый) напутствовал: «Не кто-нибудь, важнейший сенатор преставился, сверху спрашивать станут. Вы, Антон Никодимович, все текущие производства покамест в сторонку отложите и, не теряя ни минуты, поезжайте на Невский. Ничего-с, дело гастролеров никуда от вас не убежит. Ох, что теперь начнется! Экая кутерьма пойдет…»
Поликарпов давно к такому привык. Он был у начальства, что называется, на хорошем счету. Какое дело ему ни поручи, что на него ни навесь, всегда исполнит.
Антон Никодимович задержался у зеркала, тщетно пытаясь прикрыть челкой лысину, досадливо крякнул, нахлобучил цилиндр, запахнул на груди теплую шубу и выкатился на заснеженное крыльцо. Хорошо, пролетка уже подкатила. Здание министерства располагалось в самом центре столицы – можно сказать, в двух шагах от места трагедии: проследуй по набережной, затем дважды сверни направо – и путь завершен. Но не идти же солидному (тридцатилетнему!) чиновнику полиции к дому тайного советника пешком. Да еще и в этакий мороз!..
Тому шесть лет, как Министерство полиции высочайшим указом присоединили к тогда еще не вполне понятному ведомству внутренних дел. Согласно разумению статс-секретаря Сперанского, главной заботой сей бюрократической машины должно было стать попечение о производительных ресурсах отечества. Изначально функциями охранительной полиции там и близко не пахло. Но все изменилось в ноябре 1819 года. В том числе адрес учреждения, благодаря чему Поликарпову – перешедшему по наследству от одной конторы к другой – более не приходилось таскаться на службу за тридевять земель. А главное – пачкать дорогие замшевые гамаши въедливой окраинной грязью!
Ходили слухи, дескать, император Александр намеревался учредить новую административно-полицейскую единицу и наделить ее самыми неограниченными полномочиями. В такое легко верилось, учитывая, что нрав божьего помазанника с возрастом крутенько переменился. Впрочем, при новом царствовании сей прожект вряд ли получит августейшее одобрение. Константин Павлович – известный либерал и вольнодумец.
Главные перемены нынче ожидаются не по линии закручивания, а по линии, с позволения сказать, раскручивания. Скоро, очень скоро кривоватый социальный фундамент многострадального азиатского государства станет по-европейски прямым и основательным. Что по контрасту с прожитыми временами весьма и весьма отрадно-с.
Антон Никодимович, хоть крыльцо и было тщательно выметено и очищено ото льда, а на сиденье поданной коляски его ожидал человек, приступил к неторопливому спуску. Тихонечко, чтоб в случае надобности успеть схватиться за перила и не растянуться на лесенках. Следователь был полноват, не отличался саженным ростом и не производил впечатления сколько-нибудь серьезного господина, однако поглядывал грозно. Спустя минуту полицейский чиновник взобрался в служебный тарантас. Поздоровался с кучером за руку, сказал, куда ему. Угодил в дружеские объятия томящегося пассажира – врача Марка Вениаминовича Захарова. Поликарпов поморщился (он не одобрял панибратских отношений), но ничего не попишешь, выдавил улыбку.
Вволю наобнимавшись, Захаров отодвинулся к самой дверце и принялся разглядывать приятеля, обогревая дыханием озябшие руки.
– Ну, – проворковал он, – здравствуйте, ваше благородие. Отчего сегодня без буклей?
Сказал и зашелся в хохоте. Сколько Поликарпов (действительно, совсем недавно отказавшийся от ношения старомодного парика) его помнил, Марк в любую минуту, даже самую неподходящую, пытался шутить. Захаров был частым гостем на полицейском подворье и не раз оказывал следствию неоценимые услуги, завоевав славу этакого консультанта по смертоубийственным членовредительствам. Сам товарищ министра его знал и ценил. При оказии всегда приглашал, просил совета. Захаров, хоть и пользовал знатнейших людей в Петербурге, подобными просьбами не пренебрегал и тем очень гордился. Профессиональное чутье у него и впрямь было завидным – он редко, можно сказать, почти никогда не ошибался. Следует ли говорить, что два столь незаурядных господина – сыщик и доктор – крепко сдружились. Хотя порой и цапались, точно кошка с собакой.