...Дело спорилось. Макая в чернильницу перо, выводил Ярослав на пергаменте киноварью[39] полууставные буквы. Семьюнко сидел напротив, княжич иногда просил его подсказать то или иное выражение, читал вслух отрывки:
«...Изяслав, бояре, к ногтю вас прижать мыслит, к земле пригнуть. На всю Русь длань свою тяжкую наложить этот хищник вознамерился. Князь же Рогволод — подручник его верный. Дабы волости свои уберечь, не принимайте Рогволода, людей его и киян[40] избивайте, а своего князя, Ростислава Глебовича, крепко держитесь...»
Новгородскому посаднику Судиле Ивановичу, старому приятелю Юрия Суздальского, писал так: «Град ваш издревле вольный, Изяслав же Киевский холопами[41] вас сделать хощет... Не к лицу Новому городу подручника киевского у себя держать. Всем вам киевский князь мечом грозит, всем вам от него один позор и одна погибель...»
Отложив перо, Ярослав присыпал грамоты песком, чтобы высохли чернила, велел звать печатника. Пергамент свернули в свитки, прикрепили к ним восковые вислые печати с родовым княжеским гербом — соколом и изображением князя Владимирка со скипетром в деснице.
Закончив дело, Ярослав устало потянулся и поднялся со скамьи.
— Собирайся, Семьюнко, — сказал он. — К Кукнишу, архиепископу угорскому, отец тебя посылает. Осторожно с ним надо будет говорить, намёками. Ну да что тебя учить, сам знаешь. Если придёшь, мешок со златом на стол бросишь — давай, мол, Кукниш, отговаривай короля от рати — не поймут тебя. А ежели исподволь, тихонько, с глазу на глаз, да ночкою тёмною в шатре, вот тогда, думаю, уразумеете вы друг друга.
Он невесело рассмеялся.
— Да, друже, торными дорогами здесь не пройдёшь. Всё приходится петлять, как в горах, обходить завалы, скалы, чащи. Напролом идти — глупо. Вот стрыйчич[42] мой, Иван Берладник, тот, говорят, человек безоглядчивый, простодушный, прямой. Девки его любят, дружина, люд простой, а не нагрел он на земле места. А всё потому, что княжеские дела — не охотничьи забавы, где против тебя — зверь лютый, и у тебя в руках меч или рогатина. Одним словом, людьми править — не оружьем бряцать. Тяжкий се крест, и не всякому он по плечу.
— Оно тако, княжич. — При свете свечи на столе лукавинкой сверкнули зелёные глаза Семьюнки. — Мне, оно конечно, до премудрости ентой далеко. Вот, мыслю токмо... — Он замялся. — Думаю, в стан королевский ежели я поеду, надоть мне приодеться. Кафтанчик какой ни то справить, сапожки. Сам знаешь, княжич, беден аз. Дак ты бы... Дал бы мне маленько злата из скотницы[43] княжой. Всё ж таки, как-никак, а на службе состою, князя Владимирка порученья исполняю.
Ярослав вдруг рассмеялся. Да, Семьюнко себя никогда не забывает. Не столь уж он и беден, отец его покойный солью промышлял, возил из Коломыи в самый Киев. Наверное, золотишко у Семьюнки водится. Ну да разве человека изменишь? Лучше малым пожертвовать, чем ворога себе наживать.
— Попрошу отца. Думаю, даст злата. Заутре же велит казначею отсыпать тебе, — ответил он.
Смазливое лицо Семьюнки озарилось масляной улыбкой.
...Проводив его, Ярослав прошёл в смежный с палатой молитвенный покой. Здесь на поставце в мерцающем свете лампад стояли иконы, а на стене в полный рост, почти до сводчатого потолка, изображена была Пресвятая Богоматерь. Молитвенно сложив на груди руки, смотрела она на княжича с любовью, страданием и немой укоризной. Короткий голубой мафорий[44] покрывал её голову и плечи, светло-зелёная хламида[45] струилась вниз, вокруг головы сиял, разбрасывая в стороны тонкие золотистые лучи, нимб с греческими буквами.
41
Холоп — категория населения на Руси. Обельные (полные) холопы — рабы, основным источником их происхождения был плен. Необельные холопы, или закупы — феодально зависимые крестьяне, попавшие в кабалу за долги и юридически могущие освободиться от зависимости, выплатив купу, то есть долг.