Я должна была сосредоточиться на том, что могу сделать, а не на том, чего не могу. В одиночку мне адский мир не одолеть. Ни за миллион лет, ни тем более за три дня. Он слишком силен.
Вынырнув из мыслей, я глубоко вздохнула и врубила перезагрузку.
— Итак, Куки дала мне все, что сумела накопать по поводу маминой смерти.
— И что она выяснила?
— Практически ничего. Мама умерла при родах в больнице Лавлейс. Пусть я понятия не имею, как ее смерть связана с происходящим, но кое-что для начала уже есть. Если ничего полезного не выяснится, я хотя бы узнаю, сама она умерла или ей помогли.
— Похоже на план.
Рейес прижался ко мне сзади и провел губами по шее, отчего меня по макушку затопило теплыми волнами.
— Скучала по мне? — спросил он.
Я чуть не разрыдалась.
— Ты и представить себе не можешь.
— А мне кажется, могу. — Он прикусил мочку моего уха, и у меня чуть не подкосились колени. Впрочем, это могло оказаться побочным эффектом от того, что у меня сто лет не было ни грамма веса. — У меня крайне живое воображение.
Я развернулась в его руках и заглянула ему в глаза.
— Рейес, сколько ты там пробыл? На Земле прошел всего час, а сколько прошло там?
— Неважно.
Я отстранилась.
— Еще как важно.
Рейес наклонился ко мне.
— Ничего подобного.
— Ну пожа-а-алуйста!
Попросить мне ни капельки не стыдно, но пришлось изо всех сил сдерживать стон, когда Рейес скользнул руками под мой свитер, расстегнул лифчик и с бесконечной нежностью накрыл ладонями Угрозу и Уилл.
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — добавила я внезапно севшим голосом.
Большие пальцы погладили соски, и в спазме чистейшего удовольствия сжались мышцы между ног.
— Я сбился со счета, — проговорил Рейес мне в ухо.
— А сколько успел насчитать, пока не сбился?
Словно его совершенно не интересовала поднятая тема, или словно мы обсуждали что-то несерьезное, Рейес рассеянно ответил:
— Тысячу семьсот.
— Тысячу семьсот? — переспросила я.
Прежде чем горячий язык, обводивший край моего уха, сменился зубами, я услышала:
— Да.
Несмотря на восторг, который вызывали манипуляции Рейеса, я чуть-чуть отстранилась.
— Тысячу семьсот чего?
Он раздраженно вздохнул, но даже не посмотрел мне в глаза, потому что пристально изучал мой рот. И от одного лишь взгляда я согревалась изнутри с ног до головы.
— Умоляю, скажи, что ты считал часы. Тысяча семьсот часов. Нет! Лучше минут. Скажи, что считал минуты.
На красивых губах заиграл едва заметный намек на улыбку, но взглядом темных глаз, похоже, прочно завладели Угроза с Уилл. Сняв с меня свитер и лифчик, Рейес бросил их на пол, потратил уйму времени на запоминание точной формы моих девочек и только потом ответил:
— Пусть будет так.
— Пусть будет как? — спросила я.
Он снова прижался ко мне, лаская Угрозу и Уилл, словно они — королевское сокровище, а его только что короновали.
— Пусть будут минуты.
— А на самом деле это были минуты?
— Нет, Датч. — Рейес взял меня за горло (что было сексуальнее, чем должно было быть) и толкнул к стеклу. — Я считал не минуты.
Холодное, как лед, стекло резко контрастировало с прижимавшимся ко мне источником тепла. Одно умелое движение — и мои штаны оказались на щиколотках. Поначалу меня обдало холодным воздухом, но уже через секунду его сменил обжигающий жар.
Вот только пришла моя очередь. Рейес может меня соблазнить одной лишь своей чеширской улыбочкой, но пора было и мне показать, на что я способна по части соблазнения.
Оттолкнув его, я расстегнула ботинки и вылезла из штанов. Рейес смотрел на меня голодными глазами, но, как только сделал шаг вперед, я подняла руку:
— Не подходи, — и указательным пальцем велела ему тоже раздеться.
С хищной ухмылочкой он послушался и начал снимать футболку, заворожив меня видом крепких мускулов под кожей. А когда пришел черед штанов, я воочию увидела, как муж рад моему возвращению.
Пока он продолжал раздеваться, я не могла оторвать взгляд от впадин, обрамлявших мышцы живота. Наконец Рейес выпрямился во весь рост и стал терпеливо ждать, пока я не налюбуюсь тем, по чему так отчаянно скучала.
Мой взгляд прошел долгий путь от восхитительной головы до идеальных пальцев на ногах, впитывая каждую линию, каждый изгиб, каждую тень. Тусклый свет ласкал мышцы Рейеса, подчеркивая их существование с благоговением, словно любил каждый миллиметр этого тела не меньше, чем я.