— Ага.
Ангел передал Мейко Эмбер, которая села ровнее, чтобы мальчику казалось, будто он и правда сидит у нее на руках.
— Привет, тетя Чарли, — широко улыбнулась Эмбер.
Квентин тоже поздоровался, махнув и выдав улыбку, от которой растаяли бы и полярные льды. Мейко бы тоже махнул, но сейчас изо всех сил пытался изобразить букву «к». Эта буква тяжело дается и детям, и взрослым, но у него уже неплохо получалось.
Выйдя из комнаты, Ангел пришпилил меня к стене, ткнув пальцем в грудь. Нахал.
— Что случилось? Выкладывай.
Гадство.
— Ну, это было как «Лев, колдунья и платяной шкаф»[8], только без колдуньи и шкафа.
— На тебя напали?
— Чувак! — опять пропела я свое слово дня. — Да этот лев меня как игрушку попользовал! Чувствую себя жутко грязной. А потом он уселся полакомиться моими кишками, но это ерунда. Как все прошло?
Ангел уперся рукой в стену у моей головы. На тринадцатилетнем лице, которое перед смертью только-только начало терять по-детски пухлые очертания, отразилось беспокойство. Низко надвинутая на лоб бандана прикрывала верхние веки, но ничуть не скрывала сияющих темных глаз.
— Не понимаю. Почему ты просто не свинтила оттуда?
— Свинтила? Прикольный эвфемизм. Но фишка в том, что я не могла. Там вокруг что-то вроде защитного поля. Странная фиговина. А еще одно — вокруг всего Ватикана. И защищает оно исключительно от Рейеса.
— То есть лев напал, а ты там застряла?
— Напал и застряла, ага.
Стиснув зубы, Ангел подался ближе.
— Почему меня не призвала?
Я тихо усмехнулась:
— Я пыталась призвать Артемиду, и ничего не вышло. Стало ясно, что и с тобой не сработает.
Он покачал головой.
— Ангел, — начала я, когда он придвинулся еще чуть-чуть, — если сунешься в пузырь моего личного пространства хоть капельку дальше, я тебя обниму.
И он сунулся, с вызовом заглядывая мне в глаза.
Выбора не осталось. Я обняла его обеими руками, и он обнял меня в ответ, уткнувшись носом в шею. Кажется, в последнее время популярность этого места значительно возросла.
Обнимались мы долго-долго. Не только из-за всего, что произошло сегодня. В объятиях Ангела крылось невероятное количество подавляемых эмоций. Видимо, он не на шутку переживал, когда меня вышвырнули с планеты.
Я погладила его по макушке и прижала покрепче. Он поднял голову и прошептал мне на ухо:
— Если вдруг мы завтра помрем, можно мне увидеть тебя голой?
— Нет.
— Тогда, может, на меня голого полюбуешься?
— Фу. — Я его оттолкнула. — Тебе тринадцать, Ангел.
Он отряхнул футболку в том месте, где я его толкнула.
— Ничего подобного. Я умер в тринадцать. Ты никогда не принимаешь меня всерьез.
— Еще как принимаю. Только не очень часто.
— Кстати! — резко сменил он тему. — Я кое-что выяснил. Они все чокнутые!
Давя рвущийся наружу смех, я провела пальцами по пушку на его щеке.
— Мы живем в сумасшедшем мире.
— Да нет же, я серьезно. Они все чокнутые.
— Кто, солнышко?
От ласкового слова Ангела заметно передернуло.
— Зараженные. Они все больные на голову.
— В том-то и проблема.
— Нет. Еще до одержимости. — Развернувшись, он принялся вышагивать по коридору.
— Слушал я тут телочку из ЦКЗ…
— Ты, наверное, хотел сказать «доктора».
— … которая говорила, что им, наверное, удалось найти кое-что общее у всех зараженных, из-за чего они становились более приемлемыми.
— Может быть, восприимчивыми?
Ангел кивнул, и мои уши навострились.
— И что это? Что за связь между ними нашли?
— Я ж тебе сказал. Они все чокнутые.
— В каком смысле?
— Барышня говорила, что среди торчащих в больницах нарядное количество…
— Изрядное?
— … с душевными болезнями. У них типа шизобредни, полярные свойства и какие-то вальсеймы.
В защиту Ангела, умер он задолго до того, как все эти названия оказались на слуху у каждого встречного.
— То есть шизофрения, биполярное расстройство и болезнь Альцгеймера.
— Точно. Говорю же, чокнутые!
— Ангел, не надо так часто повторять слово на «ч».
— Член, что ли?
— Нет, другое. «Чокнутые». Надо говорить «у них душевные болезни». Но минуточку. Значит, не у всех такое обнаружилось?
Он пожал плечами:
— Какой-то чувак сказал, что у остальных, может, и есть душевные болезни, только раньше их морально не диагностировали.
— Формально. Обалдеть, Ангел. Отличная работа!
— Спасибо. Теперь мне можно увидеть тебя го…
— Нет.
— Я вот еще что сказать-то хотел. Если все и правда упирается в то, что случилось с твоей мамой, то, может быть, ты… ну… — Ангел пнул невидимый камешек. — Может, ты поможешь своей сестре все вспомнить. Раньше ты такое уже проворачивала.