Все эти воспоминания разбередили мне сердце. Я повернулась к Таниэлю, и в этот самый момент ко мне ринулась Слива, а за ней и ее новая подружка — Ливия.
Слива заглянула в меня и засмеялась:
— Вот он где! Я же говорила, что не могу его найти, а он все время был тут!
Меня пронзило тревогой.
— Кто, солнце?
Она помахала:
— Дэвид!
Дэвид? Ее брат? Он умер? Да я же видела его пару недель назад!
Спросить я ни о чем не успела — Слива пробежала сквозь меня. Дыхание сперло, глаза наполнились слезами. Я увидела, как она играет со своими куклами, ссорится с братом, крадет печенье из кухни. Даже до смерти она была тем еще чертенком. Кто бы знал?
Передо мной осталась Ливия, которая смотрела в мой свет, и в ее темных глазах отражались любопытство и восторг.
— Хочешь перейти? — спросила я опять на древнегреческом, надеясь на ответ.
Но Ливия не ответила.
— Ты не из болтушек, да?
Она лукаво улыбнулась:
— Отец мне говорил: чтобы узнать истинную природу человека, нужно молчать.
Я тихо рассмеялась:
— Ну хоть с языком я не прогадала.
У меня к ней было столько вопросов! Но я не успела и рта раскрыть, как она перешла. И мне довелось прожить еще одну жизнь, на этот раз — в Древнем Риме.
Виды, звуки и запахи оказались совершенно не знакомыми. Экзотические и примитивные, но чище, чем я ожидала.
Ливия заболела. Ее дни были наполнены солнечным светом, хорошей едой и многочисленными родственниками. Она помнила, как однажды мама сказала, что ее дочь красавицу уже обещали принцу, который был старше на семь лет. Разочек Ливии показали его портрет, и она тут же, даже в пять лет, одобрила выбор родителей.
Она играла с двоюродными братьями и сестрами, когда вдруг почувствовала, что ей нездоровится. Зажиточная семья вполне могла себе позволить оплатить лечение, но болезнь подступила так внезапно и быстро, что Ливии не стало уже к закату того же дня. Врачи не успели ее спасти.
Мать горько оплакивала дочь, и Ливия решила остаться с ней, как-то сообщить ей, что все в порядке. Однако поговорить с мамой, конечно же, уже не могла.
После того, как Ливию похоронили, к ней пришел какой-то человек. Священник. В один из столбиков он спрятал шкатулку и призвал зверя, льва, охранять ее. Потом священник ушел, а Ливия веками ждала, пока ее не найдут.
Как только Ливия воссоединилась с мамой, я вернулась в настоящее. Тот, кто спрятал шкатулку в гробнице, хотел, чтобы я ее нашла. А вот кто-то другой явно не хотел.
Я чуть не забыла, что у нас гость.
— Я понял, кто ты, — ошеломленно проговорил он. — Мать о тебе рассказывала.
— Правда? — слегка удивилась я. — И что именно она говорила?
Лицо Таниэля озарилось лукавой улыбкой эпических масштабов.
— Увидимся послезавтра.
— Смотрю, ты свято веришь в то, что послезавтра вообще наступит.
— Я верю в тебя. Благодаря маме.
Он пошел вверх по лестнице, оставив меня в огромном помещении наедине с моими же чувствами. Они рикошетили от стен и бумерангом возвращались ко мне, лишая способности дышать и потрясая до глубины души.
Рокета больше нет.
Я спрятала лицо в ладонях и дала себе время вволю погоревать.
Глава 22
С кофе все кажется терпимее.
За последние два дня и так было много потерь, но потерять Джемму, Рокета, Незабудку и Сливу, да даже, елки-палки, Дэвида Тафта… Мне ведь их только что вернули! И это спустя сто с лишним лет! Многовато свалили на плечи одной девушки. Впрочем, очень может быть, я присоединюсь к ним раньше, чем планировала.
У меня была невероятная жизнь. Мне ли жаловаться по поводу смерти? На мою долю отмерили больше любви, чем на долю большинства людей. А еще больше боли и больше всепоглощающей радости.
Если завтра я умру, то буду знать, что моя дочь в самых надежных, самых заботливых руках. Я прожила чудесные моменты из тысяч жизней. И я любила бога.
— А здесь неплохо, — заметил Рейес, спускаясь по лестнице. — Не думаю, что захотел бы проторчать тут несколько часов кряду, но каждому свое.
Когда он приблизился ко мне, я покрутила указательным пальцем, чтобы Рейес повернулся спиной. Он насторожился, но все же сделал, как было велено. А я положила руки ему на плечи и запрыгнула на спину.