Как ей тут поплохело! Василий Андреевич ведь к тому времени уже полгода, как на рыбалке утоп. В общем, ахнула бабка и замерла. А покойничек идет себе по дороге, ни на что не реагирует. Дождалась, пока за поворотом скроется, и рванула, плевать уже хотела и на собак, и на любые приметы.
Бежит, ноги трясутся, воздух заглатывает, руками за грудь держится. А под ноги все какие-то камни да ветки попадаются. То подол рвут, то ноги царапают. Вдруг бабка запнулась и чуть было о камень голову себе не расшибла, да только упала на другую бабку.
Охает, извиняется, а сама радуется, что не одна она в этом лесу по дороге носится. А старуха та все молчит, будто и не замечает Галину. Обошла ее и дальше двинулась. По Галине тут ужас пополз, словно паучье стадо. Она на старушку внимательней посмотрела. Глядит, а не старушка это – сама Галина Альбертовна по дороге идет.
– Слушай, а ты чего затихла? – спросил Димка и ухмыльнулся. – Поверила, что ли?
– Что?
Он захохотал и указал рукой на бабулю.
– Это Галина Альбертовна – наш бухгалтер. Она годовую отчетность сдала. Видать, празднует.
Горький вересень
– Позволь мне тобой насладиться…
Это были последние слова, что я слышала.
Мягкое касание острого поцелуя, и все закончилось.
Когда я была ребенком, меня часто водили на похороны. Так получилось, что мои многочисленные тетушки и дядюшки весьма дружно стали покидать этот мир. Я их любила. Но горя по поводу кончины никогда не испытывала.
Однажды, на поминальном обеде я жадно уплетала холодный окорок, зажевывая его овощами, как вдруг ко мне подсел болезненного вида старик – некий дальний родственник нашего старосты. Никогда не видела его ни до, ни после. Он взглянул на мой здоровый аппетит и едко улыбнулся.
– Тебя не пугает смерть?
Я не понимала вопроса. Мне было лет пять, но к этому возрасту я успела повидать, как умирают: бедные от голода, сытые от болезней. Еще от диких зверей, неудачи или просто старости. Смерть была. То тут, то там. То много, то мало. Как ветер.
Помню, я вытерла рот салфеткой и хмыкнула.
– Этому человеку повезло, – строго сказал старик, махнув в сторону гроба моего дядюшки, – он прожил добрую и долгую жизнь. Многое успел, многих радовал. Кроме того, ему сейчас хорошо. Мертв.
– А разве жизнь – это плохо? – спросила я, притягивая к себе пышный белый хлеб.
– Хорошо. Если она заканчивается, – безразлично ответил старик.
Я рассмеялась, и на меня уставилась вереница гневных глаз. Старик пробормотал про детскую несдержанность, и все потихоньку вернулись к обрядовому плачу.
– Какой вы глупый. Жизнь всегда заканчивается, – прошептала я ему на ухо.
Он спокойно кивнул и положил на мою тарелку кусок жареного цыпленка. Лишь много лет спустя я поняла, что жизнь не всегда заканчивается. И это не плохо.
Я лежала в своем гробу и отчего-то вспоминала этот разговор. Значит, он знал о таких, как Хэдли.
К обряду все было готово. Моя родня ждала, когда часы на площади пробьют полдень. Сквозь крышку я слышала плач и шепот. Прощаются. Гости осторожно ступали по ковру, все делали, стараясь не тревожить траурную тишь. Лишь шелест зонтов их выдавал. Должно быть, дождь. Как грустно. Ведь вчера было солнечно, и я радовалась, что буду похоронена в такую чудесную пору.
Именно вчера перед обедом Хэдли пришел ко мне. Рискнул всем и пришел. Я наблюдала, как он планирует над алой запрудой бересклета, перепрыгивает темную решетку ограды, взбирается на крышу пристройки для слуг. Заговоренный плащ с трудом сохранял его от пламенеющего полудня. Лучи скользили по черной плотной ткани, оберегали Хэдли, но я все равно тревожилась.
Он промчался по карнизу над моими окнами и впрыгнул в спальню. Как и в прошлые разы, только теперь запыхавшийся, окутанный плотным смогом. Я подбежала к нему, обняла раскаленное тело. И, наконец, осознала, что готова пойти на это. Согласна умереть. Лишь бы быть с ним.
Мы еще раз повторили план. Я старалась не думать о своей смерти, хотя Хэдли с пугающей дотошностью мне все рассказал. Сутки. Двадцать четыре часа ни жива ни мертва. Одна. Меня ужасали мысли о том, что буду заперта между мирами и вкушу безвременье. Пустоту. Что меня ждет там? Отмахивалась от тягостной думы. Уже теперь-то я знаю, как это было глупо. Ничего там нет. Пустота.
Я очнулась точно в срок. Вслушивалась и пыталась предугадать, как пройдут мои похороны. Так, значит, дождь. Если к вечеру закончится, воздух в пути будет напитан запахами. Интересно, смогу ли я ощутить их сквозь щели гроба?