Шагая мимо витрин магазинов, где продавцы томно попивали кофе в ожидании гостей, Люси задумалась, почему в старом городе так много современных бутиков и совсем нет настоящего самого стародавнего магазинчика. Как только желание это прокатилось в ее мыслях, за одним из домов что-то грохнуло, а затем забренчало бисерно. Люси подивилась такому отзвуку да и заглянула за угол.
Посреди темного проулка стояла лавка. Диковинная она была и вся переливающаяся. За прилавком сидел человек и крутил гончарный круг. Только вместо обычных горшков получалось нечто удивительное. Горшки сверкали тем же волшебным сиянием, а порой сами по себе подскакивали и плавно спускались в руки мастера, словно они гусиные перышки.
Люси раскрыла рот от восторга и бросилась к гончару-волшебнику с расспросами. Он улыбался ласково и, не отрываясь от работы, рассказывал. Про чудесный мир, откуда он родом, про волшебные горшки, которые научился там делать.
– Значит, такому волшебству можно научиться? – взвизгнула от счастья Люси. – А как это можно сделать? Научите, научите меня! Что нужно сделать, чтобы стать вашей ученицей?
Гончар отправил новый горшок на обжиг и улыбнулся.
– Всего лишь покладистым зайчиком.
Люси захохотала и закивала. Тогда и гончар рассмеялся и щелкнул пальцами. Девочка подпрыгнула, зонтик ее схлопнулся, и на месте Люси появился крошечный зайчик. Розовый и очень послушный.
Сладкое детство
Дети вились возле "ледяного" фургончика, словно стайка назойливых ос. Фруктовый лед “Влеит” сладко плавился под кишантанским солнцем, и приторный запах экзотических плодов разносился по всей площади. Леденьщик ласково улыбался, принимал за порцию по пять злето и протягивал желанный всеми сахарный рожок, способный утолить голод и жажду на многие часы вперед. Счастливый малыш-покупатель с жадностью нападал на сладость и знаменитые капли “Влеит” расползались по его блаженствующей мордашке.
– Эх, когда я был ребенком, – сказал наблюдавший за этой трапезой старик, – я тоже обожал фруктовый лед.
Протертые на коленях штанины и до невозможности растянутый свитер говорили о том, что старик давно уже не может себе позволить и сухарей. Но он с удовольствием втягивал в себя аромат фруктов и мечтательно улыбался. Хотя улыбка эта могла бы некоторых напугать, до того старик был болезненно-бледный и осунувшийся. Казалось удивительным, что когда-то этот человек мог позволить себе сладости. К тому же такие дорогостоящие.
– Да… – протянул его сосед по скамейке, – были времена.
Тот казался не таким высушенным временем, но тоже производил угнетающее впечатление: та же потрепанная временем одежда, тот же недоедающий вид.
– О, вы тоже когда-то жили в центральной сфере? Удивительно, ведь это было будто вчера. Я, знаете, посещал главный лицей Кишант. Хорошо было, занимательно. Отец в то время мне платил по два злето за каждый экзамен. Леденьщиков в главные башни не пускали, потому мы выбирались в этот парк. Ах, как пылки были те дни… как красивы.
– Да…
– А как же вы оказались здесь? Я-то по глупости, – старик беззлобно засмеялся. – Вы знаете, как-то раз ошибся в расчетах. Такое бывает, если отдыхать вместо положенных дней всего пару часов. Знаете, времена были беспорядочные. Как раз после междуречной войны. Я ведь тогда героем был. Эх…
– Понимаю…
– И самое удивительное, что ошибка моя ни на что особо не повлияла. Я вообще, знаете, тогда растерялся. Но, когда задержали, думал, что все. А вот оно как. Можно сказать, что повезло. А вы знаете, ведь детей не тронули. Я не видел их, правда… Сюда приходил, думал, хоть издалека погляжу. Но не встретил. Теперь вот за этими наблюдаю. Может, кто из моих. А вы?
Его сосед огляделся рассеяно.
– А мне сказали явиться.
– Сюда? Зачем же? – удивился старик. – Тут нет ни ночлежек, ни каземата. Интересное дело. Может, помилование?
– А разве такое случается?
– Я сам не знаю, но ведь куда-то люди из кварталов деваются. Те, что не на могильник.
– Деваются…
– А вы не печальтесь. Смотрите, как солнце улыбается. Вот и детишки резвятся. Вы знаете, детство ― это вообще замечательно. Мы-то что? Мы уже проскрипели как-никак. А в них грядущее. Я первые годы только тем и спасался. Думаю, а чего я тут. А там мои учатся, Кишант прославляют, “Влеит” кушают.
Леденьщик в то время распродал весь свой товар, и стайка детей разбежалась по входам в центральную сферу. В парке было все так же жарко, но теперь одиноко. И потому раскаленный воздух в старике вызывал не приятные воспоминания молодости, а тягостные напоминания о работе в шахте. Улыбка тихо угасла, а его спутник все так же молчал.