Сколько бы со змеем ни воевали, одолеть не могли. Вызовется герой, а дракон его хвать! И съел. Так всех бойких и пожрал. И стали у черной реки одни покорные жить, словно овцы в загоне у правителя.
А дракон тем временем закон завел. Каждый месяц ему нужно было храбрецом отобедывать. Потому самых удалых молодцев и девок отлавливали и правителю скармливали. А чтоб к берегу окаянного не приманивать, завели перевозчика.
Первым-то мой прадед был. Высок и силен, никто с его лодки сбежать не мог. А потом всё мельчали мы, как мельчали и храбрецы поселения. Теперь вот я удалых перевожу. Звать меня старуха Тола, а история моя вот о чем.
Люди наши жили по обеим сторонам реки. С давнишних времен друг друга не терпели, но теперь уж такие смирные стали, что вечный спор запылился. Хоть и не забылся во времени. Дракону мы приносили то с одного берега угощение, то с другого. Все по-честному.
А тут вдруг западные взбрыкнули. Говорят, мол, нет у нас больше храбрых. Кормите свою змеюку сами. А мы в лес уйдем. Как сказали, так ушли. Да только разведчики восточных не лыком шиты. Быстро пронюхали, что то обман чистой воды. Наступление на восток планируют, а значит, смельчаки у них имеются. Посидели, покумекали. Тоже ловушку придумали, говорят, что страшно им наедине с драконом. Уйдут тоже. А сами оружие под покровом ночи делают.
Я-то что? Я на островке живу. Ни с одними, ни со вторыми не связана. Ну, думаю, погляжу, чем дело разрешится. А тут меня на один берег позвали. Воевода западных молодой. Говорит, зови, старая, главного из восточных. Поговорить надо. Я воеводу к себе в лачужку привезла и на восточный берег, переговариваться. Верховод, надо сказать, быстро согласился и в мою лодку прыгнул. Свела я мальцов, а сама у печки села, слушаю.
Поговорили они о своих намерениях и решили на рассвете биться. Это они разрешить древний спор удумали. Я-то слушаю и посмеиваюсь. А они: не глумись, старая, если в чистом поле народами биться будем, все разбегутся. Какие из поселенцев солдаты? Один смех.
Так-то правы они были, да я ведь драконью природу знаю. Еще от деда своего усвоила, что как почует он дух мятежа на поверхности, сразу вынырнет. И не видать этим молодчикам битвы, потому как проглотит обоих, не разбираясь. Предупредить его надо, развлечь боем человечьим. Змей давно уж, на дне лежа, только на рыбье копошение смотрит.
Согласились смелые, развезла их по лагерям, сама дракону о представлении нашептала. Ну, думаю, что-то будет.
Били барабаны на рассвете, горели костры ритуальные, собирались люди на сражение. Вышел главный из западных, из восточных показался, а затем дракон из реки голову вытянул. И как только показались глаза его проклятущие, поселенцы с берегов наутек бросились. Мчались, сбивали друг друга, проклятья в сторону вожаков выкрикивая.
Засмеялась я. Не осталось в земле нашей мужества. А дракон тем временем на молодцев смотрит и со мной не соглашается. Юноши-то, вправду, не робкого десятка. Уж в кого они такие уродились, не ясно.
А тем временем поединок закрутился. Бились, сражались, ни в чем друг другу не уступая. Дракон аж слюной извелся и растрогался. Говорит, соскучился по кровушке могучей. На черной реке тоскливо ему с теми баранами.
Тут восточный повалил западного наземь, а в сердце его храброе нож впился. Кровь хлынула на песок мягкий, и дракон аж затрясся от искушения. Надо ли думать, так сладко смертью пахнуло. Тут же я шепот услыхала. Западный напомнил об уговоре. Что они до поединка обсуждали? Не ведаю. Но на последнем вздохе восточный нанес смертельную рану. Развалились оба воина на земле холодной, да перешли во власть предков.
А что дракон? Он помрачнел, что без обеда остался, вздохнул, что нет на нашей земле былого беснования, да взвился над рекой черной. Помчался новые места разведывать.
Люди наши повыползали из укрытия и героев прославлять начали. Про спор давний позабыть условились и жить в мире на реке решили.
Ночной сбор
Я – юная волхитка – собираю травы на растущую луну. Зелье поможет прогнать огненную хворь и укрепить дух стариков. Братья и сестры отговаривают меня, но я смелая. Не такая как другие, я воительница, не боюсь ни медного зверя, ни серебряного живоглота. Я решительна. Я со всем справлюсь.
Влажные от недавнего ливня ветви стучат по носу, густые запахи манят в чащу, перешептывания ночи распаляют тревогу. Я собираю травы проворно, приношу домой, складываю: каждая ― драгоценность, каждая хрупка. И вновь бросаю вызов судьбе, бегу, прижимаюсь к земле, высматривая, не горят ли голодом глаза гиблых демонов. А вот и два факела, а под ними зубоскалит дьявольская улыбка. Я бегу что есть силы, путаю следы, чтобы медный зверь не нашел нашу братию, чтобы не обглодал детячьи косточки. Я вижу ловушку охотников, я завожу туда зверя. Прыгаю, он падает. Колья рвут хищное тело, горький рев раздирает спящий лес. Я победила, я травница-спасительница.