– Зачем мне он? – бросила она презрительно.
“Совершенно незачем”, – согласился про себя я.
– И все-таки, милая, пусть он погуляет с вами. Мне так будет спокойнее. Пока все… не уладится.
Еще пару минут уже надоевшей мне супружеской перебранки ― и Эсфирь согласилась. Муж был рад, а я растерян. Поплелся за ней, проклиная себя за то, что плохо работал. Глядишь, не вляпался бы в это странное поручение.
Мы не подружились, хотя я надеялся. Сколько бы я ни пытался проявить свое очарование, Эсфирь смотрела сквозь меня, иногда выдавая дежурные ответы. Чувствовал себя раздавленным. Работа дрянь, мир дрянь и отношение ко мне, будто я муха, бездумно ползающая по коровьей лепешке.
Каждый вечер мы выходили с ней на пустырь, она занималась с собакой, очаровывала грацией, воодушевляла звонким ласковым смехом. Только здесь, в этот час уединения от рядовой жизни, она становилась пленительно свободной и волнительно трепетной. Я стоял поодаль, бесцельно глядя то на Эсфирь, то на заброшенные здания вдалеке. Пытался уловить хоть какое-нибудь таинственное движение в темной заброшке, но ничего, ровным счетом ничего необычного не происходило. И вправду волки, несчастье, но такое обыденное.
Но однажды появился он. Молодой мужчина вышел к нам из небольшого пролеска, перепрыгнул грязную лужу и, к моему удивлению, по-дружески попросил у собаки лапу. Та дала, всем видом показывая, что незнакомец ей как минимум знаком. Я растерялся.
– Это мой друг, – обратилась ко мне Эсфирь. – Мы сейчас сходим на завод, а ты можешь идти. И, думаю, тебе не стоит об этом говорить моему мужу.
“Вот оно как!” – я почувствовал, как меня втянули в чертову семейную возню.
Эсфирь ничего больше не сказала, а пошла с мужчиной. Собака ее помчалась вперед, я же стоял и не знал, как подобает себя вести в такой ситуации. Минуты шли.
“Уйти или дождаться? Я стал свидетелем чужой измены? Что положено делать в таких случаях? Почему она решила, что я буду молчать? Или это не измена? Но что тогда?”
Я постоял еще немного. Понял, что совершенно точно не смолчу. Не могу. Просто не могу. И двинулся в сторону завода, твердо решив удостовериться или опровергнуть свои подозрения.
Ржавые ворота были открыты и печально поскрипывали от душного движения воздуха. Тополиный туман охватил все в отчужденных зданиях, темнеющих в сумерках. Словно густые комья паутины, он лохматился в каждом углублении, в каждом закутке. Смягчал шаги, но сгущал и без того прелый воздух. Я шел осторожно, прислушивался. Пытался сообразить, куда они могли уйти. Глупая была идея ― искать двух людей в таких громоздких зданиях. Я собирался уже уйти, как вдруг услышал крик.
Надрывные вопли разносились по верхнему этажу. Я бросился на помощь. Не разбирая дороги, я вбежал на второй и увидел зверскую бойню. Огромное чудовище, покрытое алой шерстью, высилось над тем самым незнакомцем, откусывало – от еще живого – куски конечностей, мгновенно заглатывая их. Монстр вскрыл грудную клетку. И затем когтями на костистых лапах искал внутри что-то, порыкивал, истекал бледно-желтой шипящей слюной.
Я издал какой-то несуразный визгливый звук, и монстр обернулся. Мгновение ― и меня обдало ядовитым дыханием такой силы, что я ощутил невыносимую боль и жар в легких. Согнулся и рванул вниз по лестнице. Оно не бежало за мной, и лишь на улице я понял, что не заметил Эсфирь.
– Черт, где она?
Обернулся. Мужчина уже не кричал. Монстра тоже не было слышно.
“Она, наверное, спряталась. Сбежала или… Боже, я не могу ее бросить!”
Я посмотрел на свои руки. Нарушение запрета карается изгнанием. Еще раз посмотрел на проклятое здание и шагнул было внутрь, как вдруг услышал позади шаги. Легкий бег пронесся по щебню вдалеке. Я обернулся и крикнул:
– Эсфирь! Здесь опасно! Постойте, я вас спасу!
Темное тонкое пятно отделилось от темного закоулка. Шаги. На этот раз ровные, уверенные.
– Спасешь? – шепотом спросила она, но в тягостной тиши он разнесся пугающим змеиным шипением.
Я остановился. Все мои чувства обострились, как это бывало на уроках по мистической эмпатии, и только сейчас я увидел в Эсфири что-то устрашающее. Она двигалась величественно и твердо.