По всей видимости, отец Бруно в своей глуши чего-то не знал или отстал от жизни, что волновался по поводу отсутствия документов у Бомона.
Тем не менее, Жорж решил обратиться в архиепархию Страсбурга, куда его направили в церковной канцелярии. Он нуждался в ночлеге и питании, а церковь могла предоставить и то, и другое, в обмен на работу. Бомон все еще не освоился в новом для себя мире. И привычная схема: труд в обмен на кров и пищу, казалось ему вполне приемлемой.
А архиепархии Жоржа направили на строительные работы церкви Святого Петра разнорабочим. Силушка есть, а навык дело наживное.
Церковь поразила Жоржа тем, что принадлежала и протестантам, и католикам. И католики решили перестроить свою часть храма, кстати, самого старого в городе. Жизнь потекла неторопливо, в привычном русле. Жорж работал, за это его кормили. Впрочем, некоторые отличия в нынешней жизни от той, что была у него прежде, имелись. Бомон стал внимательно слушать разговоры окружающих между собой. Пока не задавая вопросов. Еще одним отличием от прошлого было чтение, которым увлекся Бомон, читая все газеты, журналы и брошюры, которые попадали ему в руки. И уж совсем новым и непривычным было, когда через неделю ему дали на руки немного денег. Как ими распорядиться Бомон пока не знал и спрятал в свою ладанку.
Все шло замечательно, пока одним субботним днем с Бомоном не заговорила одна из женщин, посещавших храм. Женщина жила по соседству, за каналом, и попросила отремонтировать ей ограду. Все воскресенье Жорж потратил на привычные работы по хозяйству, выслушивая сетования хозяйки на то, как нелегко жить одинокой еще не старой вдове.
А в понедельник на стройку пришли жандармы и увели Бомона с собой.
В жандармерии Жоржа обыскали, а затем отвели в какую-то комнату, с единственным зарешеченным окошком. В комнате за столом сидел человек в форме, с бородкой клинышком, перед которым конвоиры и выложили все отобранное у задержанного. А самого Бомона усадили на табуретку посреди помещения.
Некоторое время начальник, а никем иным и не мог быть человек за столом, изучал содержимое ладанки, особенно единственный документ Бомона. Затем уставился на Жоржа и долго молчал.
– Видок у тебя, действительно, как у матерого душегуба, – наконец произнес начальник. – Тебя совершенно не волнует, почему тебя задержали?
– Волнует сам факт задержания, – ответил Жорж. – У нас скоро обед. А почему задержали, думаю, вы мне скажите.
Начальник только хмыкнул:
– Обязательно скажу. А пока давай знакомиться. Тебя в Страсбурге знают как Жоржа Бомона. Ну а я Давид Лучани, сержант-майор[12] жандармерии.
Затем начался протокольный опрос: когда и где родился, кто родители, семейное положение. На большинство вопросов Жорж не знал ответов, а по поводу фамилии и службы в армии сослался на мнение преподобного Бруно.
– Откуда ты только взялся, Pinzutu[13]? – в сердцах произнес Лучани. – В опросном листе сплошь «не знаю» и «не помню»! Scimarellu[14]!
– Me ne impippu[15]! – неожиданно для себя ответил Бомон.
– Piombu! Di quale s?[16]? – воскликнул Лучани, приподнявшись со стула.
Жорж только пожал плечами в ответ.
– Может ты еще поешь Paghjelle[17]? – успокаиваясь и усаживаясь обратно на стул произнес жандарм.
– Слов не помню, – честно ответил Жорж.
В этот раз пауза затянулась, а затем Лучани поинтересовался:
– Pigli? a machja[18]? – получив в ответ еще одно пожатие плечами.
Жандарм забарабанил пальцами по столу.
– А твой преподобный Браун не мог ничего напутать? Может не Бомон, а, например, Бонелли?
– Не француз, а итальянец? – сразу уловил смысл Жорж. – Зачем я тогда шел на север? Как оказался в Бадене?
– Твой французский как у природного француза. Но и на корсиканском говоришь, будто родился на острове. Задал ты задачку.
– Отец Бруно считал, что я француз. И выяснить кто я, смогу во Франции.
– А он знал, что у тебя речь, как у корсиканского горца? Pinzutu, в лучшем случае, говорят как генуэзцы с Кальви. Но у меня появилась мысль проверить, действительно ли ты солдат. Пойдем за мной.
По пути велел некоему капралу Тома вынести во двор оружие: штатный карабин и нарезной мушкет Минье, конфискованный недавно у одного фермера, спьяну затеявшего стрельбу по соседям.
– Ну-ка, покажи, что ты умеешь, – жандарм протянул Жоржу старый потертый мушкет.
12
Во французской армии имеется унтер-офицерское звание «майор», соответствующее старшине или старшему прапорщику. Чтобы не путать сходством со штаб-офицерским званием «майор», далее будет употребляться чин «сержант-майор».
15
Me ne impippu! (корс.) – «Мне все равно». В данном контексте соответствует «хоть горшком назови».
18
Piglia a machja? – Ушел в маки? В смысле: «находишься в подполье»? Маки – в данном случае не цветок, а непроходимые заросли на склонах гор, убежище всех, кто не ладит с законом.