Но вот видеть воочию орудие Бомону пришлось впервые.
– Вундерваффе, – почему-то на немецком прокомментировал он увиденное.
– Действительно «чудо-оружие», – согласился Шеварди. – Император возлагает на него большие надежды.
Прекрасным летним днем 1869 года Бомон в компании семейства Шеварди отправился в Париж, чтобы дамы имели возможность окунуться в культурную жизнь столицы. А попросту говоря объездить парижские пассажи, где располагались модные салоны, популярные магазины и кафе, соседствуя с картинными галереями и театрами.
Подполковник, своим военным опытом, сразу оценил все перспективы воскресного анабасиса[29] и рассудил, что скрасить тяготы похода ему поможет беседа с приятным собеседником. Свой выбор он остановил на Жорже. Тем более, что по совету Шеварди Жорж справил себе не слишком дорогой, но при этом в очень стильный костюм, который носил с большим изяществом. «Доброму вору все в пору[30]», – сказал портной, прилаживая по фигуре заказчика готовый костюм. Надо сказать: даже в покупном платье Бомон смотрелся лучше, чем многие в сшитом под заказ у дорогих мастеров. Такого приличным господам не зазорно и в коляску пригласить. Вот и пригласили.
Осмотр и покупки, как и полагается, начали с галереи Вивьен. Пока дамы исследовали магазины, мужчины присели за столиком кафе, чтобы выпить чашечку кофе.
– Помнится, ты читал «Подлинные тайны Парижа» и «Записки» Видока? – спросил Шеварди. – Тогда тебе, неверно, будет интересно, в этом месте, в доме номер 13, жил создатель Сюрте.
– Маркиз! Капитан Монтеймар! – неожиданно окликнул Шеварди, проходивший мимо мужчина, одетый в деловой костюм. – Тебя ли я вижу? Как твои дела, дружище?
В одной руке мужчина держал кожаную папку, а в кулаке другой были зажаты какие-то бумажные листки.
– Добрый день, Огюст! Рад тебя видеть!
– Удалось тебе вернуться на службу?
– Да. Я уже не капитан, а подполковник.
– О! – удивился Огюст. – Уверен, что это твой не последний чин.
– А ты все играешь на бирже?
– А что делать, если на офицерскую пенсию нельзя прожить.
– И успешно?
– Свою сотню франков в день получаю. Согласись – неплохо?
– Уж побольше жалования подполковника, – усмехнулся Шеварди.
– Тебе-то на что жаловаться? У тебя наследство!
– А здесь как оказался?
– Вот, – Огюст встряхнул зажатыми в руке листками. – Несу клиенту ордера. Впрочем…
Огюст решительно бросил папку на стол и пододвинул к себе стул, но тут же вскочил и бросился к проходившей мимо паре:
– Добрый день, мадам! – Огюст кулаком с зажатыми бумагами притронулся к цилиндру, делая вид, что приподнимает его. – Месье Верн! Когда вновь отправитесь в очередное путешествие? Что пишут вам знакомые из Лондона?
Шеварди обратил внимание, что Бомон пристально смотрит на знакомого Огюста, мужчину лет сорока с аккуратной бородкой.
Мужчина что-то негромко сказал Огюсту, после чего тот поклонился и вернулся к столику.
– Это месье Верн, известный путешественник и литератор. Он два года жил в Англии.
– Это случайно не тот Жюль Верн, роман которого «Дети капитана Гранта» вышел недавно? – заинтересовался Шеварди.
– Да, его зовут Жюль Габриэль. Когда-то мы вместе начинали на Парижской бирже в конторе у Фернана Эггли. Чтобы купить себе место, мне потребовалось одолжить 100 тысяч[31]! Сумасшедшие деньги! Да… Мы с Жюлем тогда были в долгах, как в шелках, но надо сказать, что очень неплохо зарабатывали.
– Извините, – вмешался в разговор Бомон, – а что с лицом у месье Верна? Случайно не паралич лицевого нерва?
– Совершенно верно, – Огюст только теперь обратил внимание на спутника своего полкового товарища. – Это последствия воспаления среднего уха. Но ничего страшного. Я помню, у Жюля и раньше случались приступы этой болезни. Раз или два. В конце концов все приходило в норму.
29
Анабасис – длительных поход войска среди недружественного или враждебного населения. Известны Анабасис Кира (401 г. до н. э.), Анабассис Александра Великого (333–327 до н. э.) и будейовицкий анабасис Швейка
30
bon larron tout vient a propos – «Добрый вор» – во французской и католической традиции это человек, сохраняющий хорошие черты характера в плохих обстоятельствах. Восходит к разбойникам, распятым по обе стороны от Христа, один из которых «злой», а другой «добрый», сохранивший человечность.
31
Брокерское место на Парижской фондовой бирже стоило в середине 19 века 1 миллион франков. Однако, можно было работать на бирже, купив пай в брокерской конторе. Жюль Верну такое место обошлось в минимальные 50 тысяч франков.